«Когда по войскам пронеслось слово «победа» и громкое «ура!» огласило воздух, в это самое время из-за опушки леса выскакала толпа всадников, на которых можно было различить французские мундиры. Впереди всех, на тяжелом боевом коне неслась тучная фигура французского генерала в расстегнутом нараспашку сюртуке Два казачьих офицера с пиками наперерез бросились к нему навстречу и до того напугали его своим внезапным появлением, что он охрипшим голосом начал кричать: «Русский генерал, спасите меня!» Казаки остановились и без труда обезоружили его и всю его свиту».
Так очутился в наших руках маршал Вандам, тот, который за пятнадцать лет перед этим, в Голландии, сулил сто луидоров тому, кто приведет к нему живым хотя одного казака, с тем, чтобы иметь удовольствие его расстрелять. Судьба жестоко отплатила ему за это намерение и передала его самого в руки ненавистных ему казаков. Эти два лихие донца были из полка Иловайского есаул Бирюков и хорунжий Александров, которым главнокомандующий тут же, на самом поле сражения, пожаловал особые награды. Иловайскому государь назначил сам анненскую ленту, а затем, 6 октября, после Лейпцигской битвы, позвал его к себе и сказал:
Наполеон разбит наголову и должен отступать в большом беспорядке. Опереди неприятельскую армию, ступай у нее в авангарде, разрушай мосты, гати, словом, наноси ей всевозможный вред Но где же ты переправишься через реку? быстро прибавил император. Мост в Лейпциге занят неприятелем.
Государь! отвечал Иловайский. Казакам река не преграда: переправимся вплавь.
Поблагодарив Иловайского, государь взял его за руку и подвел к фельдмаршалу князю Шварценбергу, предлагая дать ему надлежащие наставления.
Ваше величество избрали Иловайского, отвечал Шварценберг, и мне остается только ожидать успеха.
Такой же точно ответ дал и король Прусский.
С этих пор и начинается для Иловайского длинный ряд трудовых, бессонных ночей, в седле, без отдыха и часто даже без пищи. Он шел, действительно, впереди французов, зорко выслеживая движение их авангарда, и затем, куда ни обращался последний, он находил везде мосты уничтоженными, дороги испорченными, гати разрушенными
12 октября, в туманный и ненастный день, приближаясь к городу Веймару, Иловайский услыхал впереди сильнейшую ружейную перестрелку. Это его озадачило. Посланные туда казаки прискакали с известием, что конный французский отряд ворвался в город и на улицах идет ожесточенная рубка с казаками Платова, поспешившими туда прежде Иловайского. Иловайский тотчас повел свой отряд маршем и подоспел как раз вовремя, чтобы довершить поражение французов. От пленных узнали, что летучий французский отряд имел повеление Наполеона захватить со всем семейством великого герцога Веймарского, соединенного тесными узами родства и дружбы с русским государем.
Бой на улицах Веймара, поражение французской дивизии генерала Фурнье, разгром Мармона, битва при Ганау, занятие Франкфурта следовали быстро одно за другим и доставили нашим казакам более шести тысяч пленных. Во Франкфурте на Майне Иловайский дождался прибытия императора Александра, и когда, в числе других генералов, явился во дворец, начальник главного штаба, князь Волконский, отозвал его в сторону и сказал: «Государю угодно, чтобы вы сейчас же надели свой Георгиевский крест вместо петлицы на шею» Иловайский не успел исполнить этого приказания, как в комнату вошел император и, подойдя прямо к Иловайскому, сказал: «Поздравляю тебя с Георгием 3-го класса». В тот же самый день ему пожалованы были золотая, осыпанная бриллиантами, сабля с надписью: «За храбрость», прусский орден Красного Орла и австрийский Св. Леопольда.
Участие Иловайского в кампании 1814 года, и особенно бой под Фер-Шампенуазом, где он с казачьими полками, на глазах государя, врезался в неприятельскую колонну и взял до тысячи пленных, опять доставили ему алмазные знаки ордена св. Анны 1-й степени и Владимира 2-го класса. По взятии Парижа император принял его отдельно от других генералов в своем кабинете, находившийся в то время у государя цесаревич Константин Павлович шутя заметил при этом, «что Иловайский хотя по номеру двенадцатый, но из дюжины».
Возвратившись с берегов Сены на Дон, Иловайский прожил несколько лет на отдыхе, среди своей родни, окруженный общим почетом. Изображение его можно было встретить в то время почти повсеместно, во всех уголках нашего обширного Отечества, на тех немудрых лубочных картинах, которые так любы нашему простолюдину и в былое время украшали собой и хоромы купца, и курную избу простого крестьянина. «А вот извольте посмотреть, говорит Федотов словами раечника,
И кому из нас в ребяческие годы не приходилось видеть на этих лубочных картинах изображение молодого казацкого генерала, неистово скачущего по головам французской пехоты. Под ним лаконичная надпись: «Храбрый генерал Иловайский».
Проведя несколько лет в бездействии, Иловайский назначен был походным атаманом донских казачьих полков на Кавказе и в этом звании много содействовал Ермолову в устройстве и улучшении казачьего быта, который он знал в совершенстве.
Летом 1826 года Иловайский поехал в Москву на коронацию императора Николая Павловича; но он не дождался ее и накануне должен был выехать обратно в Тифлис, по случаю внезапного вторжения персиян. В Тифлисе застало его производство в генерал-лейтенанты и масса бумаг по снаряжению и отправлению в поход донских полков, и только в 1827 году, управившись с этой работой, он получил назначение состоять в действующей армии при Паскевиче. Блистательное участие, принятое его казаками в решительной Джеванбулакской победе, доставило Иловайскому бриллиантовую табакерку с портретом государя. Но это была последняя его награда. Тяжелая болезнь, постигшая Иловайского на пути в Сардар-Абаду, заставила его немедленно уехать в отпуск, на Дон, и с этих пор собственно начинается мирный, тридцатипятилетний период его жизни. В 1840 году он окончательно вышел в отставку, поселился в своем родовом имении и умер в 1862 году, семидесяти лет от роду.
Иловайский оставил после себя на Дону народное имя, а признательность монарха сохранила для потомства в портретной галерее Зимнего дворца черты его, удачно схваченные искусной кистью Доу.
В. А. Потто. Кавказская война.Том 3, стр. 301310 и 315.Пластуны
Между черноморскими казаками славятся своими подвигами так называемые пластуны[4] вроде стрелков-разведчиков, мужественных, неусыпных, которых могли вызвать и воспитать только известная местность и известные военные обстоятельства, а потому они заслуживают того, чтобы им посвятить несколько строк.
Пластун это дюжий, валкий на ходу казак; тяжелый на подъем и неутомимый после подъема; при хотении бегущий на гору, при нехотении еле плетущийся под гору; ничего не обещающий вне дела и удивляющий неистощимым запасом и разнообразием своих воинских хитростей в деле. Угрюмый взгляд и навощенный кверху вздернутый ус придают лицу пластуна выражение стойкости и неустрашимости. Пластуны одеваются как черкесы и притом, как самые бедные черкесы. Это оттого, что каждый поиск по теснинам и трущобам сильно портит их платье. Черкеска отрепанная, покрытая разноцветными, нередко кожаными заплатами; папаха вытертая, порыжелая, но заломленная на затылок, в удостоверение беззаботной отваги; черевики из кожи дикого кабана, щетиною наружу вот обыкновенное убранство пластуна. Прибавьте к этому: сухарную суму за плечами, добрый штуцер в руках и за поясом пороховница, кулечница, отвертка, жирник, шило из рога дикого козла, иногда котелок, иногда балалайка, иногда скрипка и вы составите себе полное понятие о походной наружности пластуна, как она есть. Загорелое лицо и тело пластуна искусано, изъедено различными насекомыми, исцарапано колючими растениями, изранено в борьбе с черкесами и дикими кабанами.