Роуз бросает вилку. Никак и глаза выпучила?
У меня предостаточно друзей, возражает она. Я не хочу, чтобы меня знакомили с какими-то напыщенными
Тебе нужен муж, перебивает ее Эдвард, и она умолкает.
Если он вынужден брать на себя роль отца Роуз, как Элинор взяла роль матери, пусть будет так. В свои сорок три он по возрасту действительно годится ей в отцы, хотя эта роль ему явно не подходит. Но Роуз должна понять, что не может вечно развлекаться, странствуя между Парижем, Венецией, Римом и Лондоном. Ее необходимо выдать замуж, что пойдет ей на пользу, а это, в свою очередь, благотворно скажется и на нем, если она найдет себе кого-то.
Думаю, поздновато приглашать лондонских гостей на следующие выходные. Если хочешь, давай соберем местных на теннисную вечеринку, рассудительно предлагает Элинор. Естественно, Лейтонов. А как насчет Тейлоров и Блайз-Этерингтонов? Или лучше Миллеров? Роуз, ты бы хотела поиграть в теннис с Айрис Миллер и дочерями Барта Лейтона?
Да! Теннисная вечеринка это было бы здорово. Может, и Кларисса выберется из Лондона?
Почему бы нет, соглашается Элинор. Я могла бы пригласить и Софи с Генри. Но при условии, что ты не будешь безостановочно говорить об Италии и нагонять на гостей тоску.
В Италии нет ничего тоскливого.
Для тех, кто там побывал.
Дождь еще сильнее барабанит по оконным стеклам. Гром подобрался совсем близко. Элис убирает тарелки после десерта. В этот момент ослепительная вспышка молнии озаряет сад. Электричество мигает и гаснет. И тут же оглушительно и неожиданно гремит гром. Женщины с криком бросаются к окну. Новая вспышка озаряет не только сад, но и окрестные поля.
Элис отправляется за газовыми лампами и приносит две. Следом за ней входит мисс ОКоннелл, няня Мейбл, держа на руках дрожащую от страха малышку.
Простите за вторжение, сэр, говорит мисс ОКоннелл, и губы ее кривятся, будто ей неприятно это говорить. Ребенок никак не угомонится. А тут еще эта гроза, свет погас и все такое. Кричала, что хочет к маме. Пришлось принести ее сюда.
В певучем ирландском акценте мисс ОКоннелл есть что-то гипнотическое. Ее негромкий голос не вяжется с ее обликом. Она женщина крупная. «Крепкокостная», слышится Эдварду голос покойной матери, когда он смотрит на няню. Широченная талия, внушительный бюст, курносый нос и изогнутые брови.
Ничего страшного, мисс ОКоннелл, отвечает Элинор.
Она встает из-за стола и подходит, собираясь взять дочь на руки.
Полное имя няни Грейс ОКоннелл. «Тоже странно», думает Эдвард. Чего-чего, а грациозности[3] мисс ОКоннелл лишена напрочь.
Я сейчас ее успокою и уложу спать. А вы можете поужинать.
На лице няни написано облегчение. Напряжение спадает с ее лица, губы складываются в улыбку. Повернувшись, она уходит из столовой.
Мейбл цепляется за мать и озирается своими огромными сине-черными глазами.
Привет, малышка, говорит Эдвард, тянется через стол и гладит дочь по волосам, мягким и тонким, как шелковые нити. Гром не причинит тебе вреда. Это всего лишь шум.
А няня говорит, что это Бог на небесах гневается на плохих людей. Он кричит на них и замахивается большим-пребольшим молотом, если внутри тебя есть зло, как у меня иногда бывает, говорит Мейбл, продолжая дрожать. Это Бог погасил свет.
Мейбл, какую чепуху ты повторяешь?! возмущается Эдвард. И о чем только думает эта няня, заполняя твою головку подобной ерундой!
Элинор кривит губы и качает головой.
Мама, я что, плохая? спрашивает Мейбл. Это из-за меня свет погас?
Нет, Мейбл! Ни в коем случае. Элинор выразительно смотрит на мужа и берет пухлую ручонку дочери. Папа прав. Гром это всего лишь звук молнии, мелькнувшей на небе. Он не сделает тебе ничего плохого. Утром я серьезно поговорю с няней, чтобы больше тебя не пугала.
И зачем только она пугает бедняжку Мейбл? включается в разговор Роуз.
Неожиданно гром грохочет снова. Мейбл зажимает уши и громко вопит. От молний в столовой на мгновение становится светло, как днем.
Пойдем, я уложу тебя в кроватку, осторожно предлагает Элинор, опуская дочь на пол.
Давай я ее уложу, вызывается Роуз; она берет лампу и ведет Мейбл к двери. Обещаю: завтра свет починят. А я положу тебя в теплую кроватку, где до тебя не доберется никакой гром, и посижу с тобой, пока ты не уснешь. Хочешь послушать сказку? Или спеть тебе колыбельную? Чего ты больше хочешь?
Колыбельную, отвечает довольная Мейбл, позволяя увести себя из столовой.
Гроза выдохлась. Эдвард курит на террасе. Во влажном воздухе терпко пахнет землей. К запаху земли примешивается сильный пряный аромат жасмина, кусты которого растут под террасой. Ливень смыл жаркий липкий воздух. Дневной зной сменился приятной прохладой. Роуз и Элинор уже легли, и Эдвард наслаждается покоем и уединением.
Докурив сигарету, он поднимается по лестнице и тихонько стучится в дверь комнаты Элинор. Недельная разлука, скопившееся электричество, высвобожденное грозой, а также потребность отвлечься только усилили желание Эдварда.
На ней кремовая ночная сорочка без рукавов. Ткань сорочки дразняще прозрачная.
Дорогая, говорит он, обнимая ее, и его ладони скользят по шелковистой коже, я так по тебе соскучился!
Он приподнимает ей подбородок, чтобы видеть лицо, и целует в теплые податливые губы. Элинор отвечает коротким поцелуем, затем отталкивает мужа, но при этом улыбается. Ее щеки пылают.
Эдвард! Она стискивает его руку. Я целую неделю жаждала поговорить с тобой наедине.
Он вновь тянется к ней, крепко прижимает и легонечко, как она любит, целует в шею. Но жена отталкивает его, и он смеется этой странной игре, которую она затеяла.
Нет, твердо произносит Элинор, выворачиваясь из его объятий. Ты должен выслушать. Садись.
Она подводит мужа к кровати, где он садится, прижимаясь к ней, и гладит его по руке.
У меня есть самая замечательная новость. Элинор кокетливо смотрит на него из-под ресниц, покусывая губу.
Давай говори, смеется он, отводя прядку волос с ее щеки. Не держи меня в напряжении.
А сам догадаться не можешь?
Он затаивает дыхание:
Смею ли я надеяться?
Да. Я всерьез считаю, что на этот раз мы сумеем!
Ты уже побывала у врача?
Побывала. Он уверен, что я нахожусь на четвертом месяце. У меня отвратительное самочувствие, и он считает это очень хорошим знаком. Невероятно! Чем сильнее тошнота, тем лучше.
И ты все это время молчала.
Не хотела давать тебе неоправданных надежд и искушать судьбу. И потом, я сама только на этой неделе окончательно уверилась, что беременна.
Эдвард целует ее. Нежно, с благодарностью. И Элинор его не отталкивает.
Я знаю, мы давно не Но врач сказал, по соображениям безопасности мне нужно избегать Ну ты понимаешь. Потому что те три раза Эдвард, надеюсь, ты не возражаешь? Прости, пожалуйста. Я бы не хотела рисковать.
Возражает ли он? Конечно возражает.
Я даже не мечтал, говорит он и осторожно касается ее живота. Ребенок самое важное. Это поистине замечательная новость. Он пристально заглядывает ей в глаза. Я счастливее любого мужчины на свете. Честное слово. Сейчас он действительно сказал правду. Ты должна отдыхать.
Эдвард вздыхает и гладит ее по коленке. В неярком свете газовой лампы она красивее, чем прежде. У него щемит сердце.
Эдвард, оставайся.
Нет. Тебе будет лучше спаться одной. Я прекрасно посплю у себя в комнате, лжет он.
Когда Элинор рядом, у него не бывает плохих снов. Но сейчас самое правильное обеспечить ей надлежащий отдых. После рождения Мейбл у Элинор было три выкидыша на сроке около двух месяцев. Потеря каждого ребенка становилась для нее чудовищным ударом. У Эдварда все сжимается внутри при мысли, что трагедия могла бы повториться, особенно по его вине. «Пусть этот ребенок удержится в чреве, думает он. Пусть это будет мальчик. Здоровый мальчик».