Если это тот человечек, о котором я думаю, он замолчал, задумался. Ты пусти козла в огород и что начнется? Нам этого никак нельзя, Вадь, Валера покраснел то ли от усиливающегося жара, то ли от неудобной темы.
Тише! Тебе нельзя нервничать, Вадя положил руку другу на плечо. Я не давлю, давай встретимся втроем, и ты его послушаешь. А потом уже можно делать выводы, принимать решения. Скажешь «нет», будет «нет», мы взрослые люди. Все по любви и взаимности, без принуждения, как говорится.
Валера смотрел на друга с недоумением:
Ты же понимаешь, какого рода просьбы у него к нам будут?
Вадя пожал плечами:
А зачем нам об этом думать? Мы сами ничего. Мы опосредованно, он заулыбался и понял, что разговор не клеится. Давай-ка выходить, жарко.
Оба вышли в предбанник и увидели Алёшу, бледного, в набедренном полотенце. Парень сидел за деревянным столиком и читал. На фоне распаренных мужиков мальчик казался мраморным. Острые черты лица, влажные темные волосы, сбившиеся в отдельные пряди, придавали ему схожести с греческим Антиноем. Лёша поднял глаза и потянулся к термосу:
Чаю с медом?
Не, у нас холодненькое и пенное! отец достал из мини-бара две баночки и, откупорив их с приятным звуком, наполовину утоляющим жажду, наполнил бокалы.
Что читаешь? спросил дядя Вадя.
«Пока подружка в коме», ответил парень, не поднимая глаз.
Да уж, судя по названию, чтиво то еще! Вадим закатил глаза и глянул на друга.
Валерка пожал плечами.
Алексей любит такое, сказал он.
Такое это какое? Вадя отхлебнул пенного, оставившего пышные белые усики на гладко выбритом лице.
Мрачное, объяснил Валерка.
Алёша поднял глаза на взрослых:
Это не мрачно. Это жизненно. Мы делаем вид, что смерти нет. Существуем в неосознанности, как дети. Не говорим на неудобные темы, избегаем похорон. Притворяемся, что будем жить вечно, но кого мы обманываем? Алёша, почти всегда молчаливый, оживился. Смерть так же реальна, как и жизнь. А все вокруг только и делают, что спят, наяву спят, словно пребывают в коме. В иллюзии бессмертия. Он резко затих, а потом добавил: Я пойду немного погреюсь. Поднялся с места, распрямился, но не полностью. Он, как и большинство подростков, слегка сутулился.
В предбанник зашли двое крепких ребят. Каждый держал по набитому целлофановому пакету с резиновыми тапками, войлочными шапками, полотенцами, сменными трусами и пушистыми дубовыми вениками.
О, гляньте, двое молодца одинаковых с лица! Валерка помахал широкой, как лопата, ладонью.
Явились не запылились, братья по разуму! Вадя довольно оскалился.
Вошедшие замялись, стали тараторить, перебивая один другого:
Да мы как припарковались, проверили территорию и сразу к вам, Вадим Борисович, Валерий Александрович!
Парни и вправду были похожи. Оба имели славянские черты лица, русые коротко стриженные волосы и характерную борцовскую выправку. Широкая бульдожья постановка ног. Руки, неплотно прилегающие к телу, будто висеть вдоль им мешали бицепсы. Сходу различить парней было сложно, хотя телохранители родственниками не являлись. Саша Лобов будто в соответствии с фамилией был чуть выше и чуть шире в плечах. Олег Стеклов с тонким носом и по-пацански гладкими щеками казался более безопасным. Лобов, обладающий носом широким и перебитым, носил его на непроницаемой физиономии как визитную карточку, гласящую: «Не хочешь проблем, держись подальше», а его выбритое лицо отдавало синевой, демонстрируя потенциал к густой растительности. Единственными имеющими власть над этими викингами были два их раскрасневшихся от жара начальника. При них оба молодца превращались в провинившихся школяров. Боссы позволяли себе слом профессиональной субординации, приглашая ребят в баню. И всех четверых устраивало положение дел. В разговорах меж собой Вадя с Валеркой касались темы уставных отношений. Иногда спорили, но чаще сходились на том, что ценные кадры можно только «дорастить до себя и под себя», потому использовали метод кнута и пряника. Поощряли за победы и штрафовали за оплошности. Шефы сами посещали рабочие объекты, не любили офисной рутины, потому то один, то другой таскались по городу и пригороду в компании подручных.
Это вы молодцы, это вы правильно, что все проверили, за это контора вам и платит! Вадя по-отцовски улыбался. Давайте, расчехляйтесь и бегом в парную, не теряйте время на болтовню.
Ребята принялись переодеваться, а мужчины, продолжили тот разговор, на котором остановились. Чуть понизив голос, перейдя от приветственной бравады, направленной на вновь прибывших, к вкрадчивому диалогу.
Это после смерти матери? Вадя спросил участливо.
Друг кивнул.
Ничего, переживется, все через это проходят рано или поздно.
Да, но у него затянулось. А еще, Валерка поежился, я видел его стихи, картинки. Не хотел читать, попалось на глаза, его передернуло, Там все о смерти. Думаю, показать специалисту.
Да погоди ты со специалистом. Мозгоправы только бабки дерут. Пошла эта мода от америкосов. Вот как раньше в деревнях жили? Трудотерапия нужна. Вышел рано утром в поле, отпахал, вернулся, съел тарелку щей, картошкой заел, ломтем хлеба закусил, скот накормил, загон почистил, жену уважил перед сном и нет времени на депрессию. Я это знаю отлично, сам так рос, батя с матерью так жили. Вадя чуть усмехнулся, а потом добавил участливо: Хочешь, я с ним поговорю?
Да ты видел, как он весь ощетинился и убежал. Не станет он говорить ни с кем из нас. Друзья опять перешли на повышенные тона, позабыв о молодых сотрудниках, что по-солдатски быстро стягивали с себя одежду и раскладывали в ровные стопки на лавке.
И что там, совсем жуть, в писанине его? Вадя смотрел цепко, с интересом. Расскажи, Валер.
Друг сомневался. Ему хотелось поделиться, но в то же время он не был уверен, что Вадим поймет. Вадим уважал силу. Ему были понятны такие ребята, как Олег Стеклов с Сашей Лобовым. Оба они как раз разделись и направились в парную. Навстречу им вышел Лёша, еле заметно кивнул и, наскоро подав руку каждому охраннику, направился к своим вещам. Достал из спортивной сумки мочалку и банку с гелем для душа.
Ты куда это, сын? спросил Валерка удивленно. Только начали!
Я все. Я сейчас быстро в душ и в холле посижу, книжку почитаю. Это ничего. Мне тут душно, пап.
Вот так и бери его с собой в баню! Мы только начали, а он уже закончил! оба мужика рассмеялись.
Лёша слегка улыбнулся и тряхнул влажными волосами, пытаясь убрать пряди-пружинки с лица. Довольно быстро одевшись, он покинул предбанник, захватив с собой термос. Друзья открыли еще по одной. Вадим снова вернулся к теме, о которой думал Валера.
Что за тексты у нашего Алексея? Расскажешь? спросил он.
Песни, стихи. А еще зарисовки. Страшноватые такие рисуночки, отца передернуло. Могильные плиты, черно-красная гамма, ангелы смерти.
А есть у него девочка?
Какая-то есть, Валерка задумался. Страшно за него. Но я им горжусь. Отец менялся в лице, когда говорил о сыне.
Вадим, не имевший своих детей, не понимал. Ему не был близок подход во всем потакать, и он не видел в поведении Алёши ничего восхитительного. Изнеженный пацан.
Чем гордишься? спросил он друга.
Он многое знает, читает, рисует. Он не такой, как я. Я времени с ним мало проводил, это от матери и сестры в нем. Мы бизнес строили. Ну, ты знаешь, Валера сощурился, покачал головой. Не занимался я им, ну, так хоть сейчас вот пытаюсь наверстать, он развел руки в стороны, охватывая предбанник.
Спорт ему нужен, Валер, нормальный такой, чтобы три раза в неделю, чтобы язык на плече, и не останется у него времени на ерунду. Вспомни нас в армии, мы были на год старше, а были мужиками. Ну, помнишь, а? Валерка кивнул. Мы знали, что наша жизнь зависит от нас. Никто по головке не погладит, слюнки не утрет. Все, что сейчас в головах у молодежи, это продукт нашего потерянного детства. Вот мы и даем им творить черт знает что. Вадима понесло. Ты правильно говоришь, что страшно за него. Представь его в наших делах, наших раскладах?