Телефоны Евсеенковой и Пистона были выключены двое суток. Двое суток молодежь обитала в двухкомнатной квартире Жуя. Ламия и Жуй проводили над ними «инструкторско-методические занятия», доказывали на практике жуевскую демагогию, и, надо сказать, доказывали в полной мере. Почти двое суток они вчетвером предавались разврату и оргиям, прерываясь лишь на краткие сны. Заказывали еду на дом, ели и пили прямо в постели, не отвлекаясь от процесса, фрукты и ягоды использовались не только по их прямому назначению.
А теперь? Теперь нравятся тебе мои песни, мой бледнокожий богомол? вопрошал Андрюша, активно занимаясь с Пистоном оральным сексом, так активно, что тот давился и не мог ответить.
Ой, нравятся лишь мычал он. Ой, нравятся Все нравится все давай еще
Сзади в Пистона проникала клавишница Марина Евсеенкова, орудуя специальным пристегивающимся фаллоимитатором, одновременно целуясь с Ламией и лаская ее грудь страусиным пером, смоченным в гранатовом соке.
Вне времени и пространства.
Андрей никогда не поддавался на искушение проанализировать свою прошлую жизнь и помечтать о том, что было бы если Если бы он не увлекся в юности некоторыми рок-группами Если бы самостоятельно по интернету не обучился основам сольфеджио и продолжал бренчать на гитаре самые примитивные аккорды Если бы он женился в восемнадцать или девятнадцать лет Если бы у него не обнаружили шумы в сердце и забрали бы в армию Если бы его отец был жив Если бы он пошел не по тому жизненному пути, по которму худо ли бедно, но двигался сейчас. Было бы лучше или хуже? Если бы он не пытался зарабатывать с помощью своих песен (а никто никогда не говорил, что это сверхприбыльное дело), а, к примеру, занялся бы бизнесом? Пошел бы у него бизнес? Торговля китайскими канцтоварами или открытие шиномонтажки? (По образованию он был автомехаником, поэтому про открытие СТО он задумывался чаще, хоть и не любил возиться с чужим автохламом) Андрею было трудно ответить на такие вопросы, потому он не задавался ими вообще. Кто знает? Но одно он знал точно он психологически не мог работать на каком-то предприятии, изо дня в день делать одно и то же, видеть одни и те же лица и стены, ходить на работу в одно и то же время и возвращаться домой к началу определенной телевизионной передачи. Он не терпел фабрики и заводы, не мог на них работать даже за большую зарплату. Он не видел в подобном труде азарта, стремления, душевного и творческого развития и по поводу этого часто вспоминал своего отца. Вспоминал и обещал сам себе, что попробует добиться в жизни чего-то больше чем ежегодный новогодний кулек с конфетами. Пообещал, что его нога ступит через заводскую проходную исключительно в том случае, если его ну уж очень сильно прижмет финансово и какой-нибудь добрый волшебник назначит его финансовым директором.
Тем не менее он как-то очутился на каком-то полузаброшенном предприятии, разваливающемся, ржавеющим. Осторожно переступая грязные замерзшие лужи и пачкая кроссовки в грязевом мессиве, он двигался по территории чего-то угнетающего старые обшарпанные цеха, ржавеющие никому не нужные металлические детали, кучами лежащие по сторонам, горы мусора, скрипящие на сквозняке краны. Андрюша поежился, ветер задувал за шиворот, продувал до костей и молодой человек не мог сообразить отчего не оделся теплее и почему проигнорировал шарф. Мимо пробежала свора худых несчастных собак, Жуй взглянул на их голодные костлявые морды и врезался в обнаженную спину своего сопровождающего. Худая спина с выпирающим позвоночником и лопатками.
Сопровождающий остановился и, не поворачиваясь, взял Андрея за руку и повел дальше через какие-то темные серые трущебы. У него была холодная узкая ладонь старого мертвеца, в ней не было ни грамма мяса или жира, ощущались только косточки и сухожилия. Но рука сжала андрееву ладонь будто окоченевшая и тянула юного артиста за собой, принуждая того спотыкаться о палки и железяки под ногами.
Андрея охватил жуткий необъяснимый страх, безосновательный и непреодолимый. Сердце колотилось сильно, внутреннее напряжение доводило до тошноты и ему очень хотелось уйти отсюда куда-нибудь подальше. Отцепиться от худого сопровождающего и убежать прочь. Убежать без оглядки, прямо через проходную, перепрыгнув шлагбаум и навсегда заречься возвращаться в это некрасивое место, где не могло производиться ничего достойного (судя по всему предприятие обанкротилось много десятилетий назад и находится на полпути к тотальному саморазрушению). Сопровождающий в сатиновых трусах преодолел пару сотел труднопроходимых метров, и опять не на долго приостановился, чтобы Андрей против своей воли смог рассмотреть его разрисованную спину давно голодающего дистрофика. Множество портретов мужчины с усиками, бородками, в пенсне, лисые, суровые, с твердыми фанатичными взглядами, все движутся в такт с тщедушными мышцами спины и у Андрея создавалось стойкое ощущение что портретные люди кривляются и гриммасничают независимо от движений дистрофика, который, тем временем завел парня в холодное заброшенное помещение, которое проще было снести под основание, чем отремонтировать.
Здесь была другая акустика и Андрюша Жуй услышал шепот. Слова со всех сторон нашептывали будто специально Андрею, но слова много раз отразившиеся от бетонных стен и металлических конструкций доходили до молодого человека сильно искаженными, гулкими. Многие слова он мог разобрать, но звуки накладывались друг на друга, множились, распадались и в итоге до Андрея доходила только давящая какофонию обрывков человеческих фраз. Что-то про социалистический строй, про равенство и братство, про жизнь и про смерть и еще про что-то, что Андрей категорически не желал слушать. Тем временем обнаженный сопровождающий вел его дальше по гулкому заводскому цеху, где со всех сторон Андрею казались говорящие объекты, он интуитивно вжал голову в плечи и напрягся всем телом, готовясь к внезапному нападению с любого места. Человеческие голоса чрезвычайно сильно пугали, однако как он не всматривался в темные неживописные углы цеха, но так и не различил ни одной живой души.
Сопровождающий остановил шаг и приказал Жую взять одну из совковых лопат, прислоненных к стене. Тогда только Андрей узнал в сопровождающем своего дальнего родственника Иосифа Эггельса. Ну конечно! Естественно он! «История всех до сих пор существующих обществ была историей борьбы классов-классов-классов-сов-сов-сов» разбрал Жуй среди эха и, затравленно озарившись вокруг, взял лопату. Они вдвоем с Эггельсом приблизились к огромной горе органических нечистот и по примеру своего двоюродного деда, Андрей набрал целую лопату кашицы из глилых сырых жил и почерневших раскисших овощей и еще чего-то мерзкого на вид. «Обшественные формации-мации-мации-иии» Андрей чуть не выронил лопату. Не обращая никакого внимания на вездесущие отголоски исторического материализма Эггельс сделал несколько шагов и вывались содержимое своей лопаты в какой-то чан с водой, Жуй автоматически сделал тоже самое и только потом заглянул в одну из врытых в бетонный пол бочку. «Субъекты экономических категорий-тегорий-тегорий-рий-рий»
Заглянув в чан с мутной затхлой водой, Андрей Жуй отступил назад, но глаз не отвел. Лопата упала на пол, подняв сильное эхо, заглушившее фразу, начинающуюся с «Мировозрение социо». Эггельс же продолжал швырять в воду гниль. В бочках были люди. Маленькие как дети, как дельфинята, они копошились в воде, хватали ртами нечистоты, глотали их, нажирались ими, вырывая их у своих собратьев. В небольших по площади чанах было по многу людей человек по пятьдесят и им, несомненно, было тесно, но они не знали такого понятия. «Ценность отдельной человеческой личности в коллективном-лективном-лективном-ном-ном-ном» Накидав в бак несколько лопат нечистот, Эггельс перешел к следующему. Кожа на его тощем как скелет теле вспотела несмотря на холод и сквозняки, жилы напряглись, татуировки соцгероев двигались в такт движениям тела, но Жую казалось, что портреты перемещаются сами по себе и открывают рты в беззвучных речах. Хотя почему беззувучных? Быть может что цеховое эхо и есть отголоски фраз, сказанных портретами.