Забыл, признался он и вновь помрачнел. А перенести нельзя?
Проще поменять солиста, Андрюш, ровно ответила Олеся, внимательно наблюдая за реакцией Андрея.
Я Олесь, я себя скверно чувствую Я не знаю, как буду сниматься
Чтобы тебе стало еще веселее на душе, напомню, что помимо репетиций двадцать девятого числа у нас выступление в «Кренделе», тридцатого интервью на радиостанции, тридцать первого жгем в «Самуиде Маршаке», шестого июля поем и пляшем на корпоративе, а восьмого запись в студии и выступление в «Антверпене», будто не сказав ничего ужасного, Левит вновь сделал затяжку и задумчиво вгляделась а Неву. Андрея перекоробило словно от кружки браги. А Олеся продолжала, обращаясь скорее к оконной щели, чем к Андрею: На носу «Максидром». Не жизнь, а сказка Правда, Андрюш?
Жуй молчал.
Ты же взрослеющий человек, Андрюш, говорила она, ты же знаешь, что есть множество способов снятия стресса: алкоголь, кайф, бабы, музыка. Компьютерные игры, наконец! Я специалистка с многолетним опытом по всем этим вопросам, обратись ко мне! Скажи, чего тебе подать, и это будет у тебя!
Олесь, мне ничего не надо.
Пей! Кури! Трахайся! Ты рокер тебе можно!
Не хочу. Я ничего не хочу!
Из-за Гриковой, да?
Нет тут что-то другое
Что другое? Левит уцепилась за это слово как гарпуном. Что другое?
Я не не знаю
Размазня! сделала свой вердикт бывшая лидерша панк-рок группы «Лезвие» Олеся Левит и бросил окурок в окно, подошла к Андрею Жую и нагнувшись, взяла его за подбородок. Что с тобой происходит, Андрюша? Что?
Не знаю! почти выкрикнул он, обдав ее зловонным дыханием и невольно показав прорехи между зубами. За два дня у него выпали пять зубов.
В кого ты превращаешься? Ты болен? Ну? Что?
Не знаю! Не могу понять! закричал Жуй, и его лицо исказилось гримасой отвращения ко всему живому. Я не могу понять, что со мной! Херня какая-то! Меня изнутри будто выворачивает! Дыра какая-то прожигается и меня в нее затягивает Вот как
Не нравится мне это, Андрюша.
Согласен.
Невольно я задумываюсь над нестабильностью душевного состояния некоторых людей
Ты намекаешь, что я псих?
Я не намекаю, Андрей. Ты сам намекаешь. Ты обращался к врачам? Сдавал анализы?
Я не выходил из квартиры.
И не собираешься, да? Олеси скептически ухмыльнулась. Вдруг у тебя что-то серьезное? Вспомни своего отца, тот тоже не лечил сердце Вспомни мою мать, она узнала о кисте только за месяц до смерти. Впрочем даже не представляю симптомом какой болезни может быть твое поведение. Но сам ты не справляешься. Тебе нужна помощь? Я сейчас спрашиваю предельно серьезно нужна ли тебе помощь?
Психиатра?
Для начала психолога. Разумеется, ни один человек не будет об этом знать. Но при условии, что ты соберешься и хотя бы через силу будешь выходить на сцену.
Подумаю Проклятье Олесь, я
Подумай, ты меня знаешь, я дорожу тобой! Не знаю, что с тобой произошло, но хочу помочь. Правда, я не смеюсь. Подумай над помощью, я устрою все ровно.
Я Олесь, спасибо, я подумаю. Может быть, ты права Что-то тут не так, это нехарактерно для меня
Очень нехарактерно. Ну так, что? Сегодня отдыхай, а завтра что-б как штык был на репетиции. Думаю, музыка тебя отвлечет Левит отошла от Жуя. В противном же случае ты, Андрюш, последуешь моей рекомендации относительно врачей. Сдай анализы или обратись к психологу.
Хорошо, Олесь, думаю, ты опять права и мне надо отвлечься, Андрей соглашался с Левит, она права, он не может закрыться в квартире навсегда, это, действительно, пахнет безумием. Надо преодолеть себя, решиться и взять гитару Надо!
Но он не мог.
А где вы сейчас репетируете? спросил он. Все там же?
Нигде, Андрюш. Как мы можем репетировать без тебя. Группа разбалтывается, ты же знаешь, она держится не только на мне, но в первую очередь группа «Толпе» это ты Андрей Жуй. Не будет тебя не будет группы.
Я приду завтра. Только, Андрей встал впервые за все время разговора. Он нервно шагнул к окну и поплотнее занавесил приоткрывшиеся ветерком шторы, куда угодно, только не туда.
Не в наш подвал?
Я там больше не появлюсь! по коже Андрея прошла волна озноба, он быстро сел на прежнее место в старое советское креслице, чтобы Левит не догадалась, что у него невыносимо болят ноги. Так сильно, что он старался не вставать без лишней необходимости. Олесь, я могу тебя попросить подыскать нам новое репетиционное помещение? А от туда мы съедем.
Это я уже поняла. Место есть, позвони мне завтра, я тебе сообщу как туда добраться. Андрюш, дай-ка мне твой сотовый, на моем деньги кончились.
А? Что?
Дай мобилу, Жуй растерянно поморгал и протянул Олеси свой телефон, покоящийся на журнальном столике прямо под его правой рукой. Ага, значит, рядом его держишь. Хорошо. Теперь посмотрим, что у тебя там
Что это значит? Ты хотела позвонить!
Дорогой мой, не верь крашенным стервам. Я просто посмотрю твои исходящие звонки.
Ты хочешь узнать, кто мне звонил?
Кто тебе звонил, мне совершенно неинтересно и не важно. Я хочу увидеть кому звонил ты! Понимаешь, узнав у кого ты искал утешение в таком своем состоянии, я могу узнать причину. Та-а-ак Никому? За три дня никому? А! Никому кроме Гриковой! Вот ты и попался, родной мой!
Олесь, перестань. Верни телефон.
Грикова! Во всем виновата она! Левит с усмешкой бросила сотовый Жую, но тот не поймал. Аппарат неловко упал на пестрый палас. Несчастная любовь! Вот в чем причина! Андрей, как думаешь, я счастлива? Левит, такая шикарная, такая рокерская, такая раскрепощенная, пропустившая через себя сотни литров крепкого спиртного, десятки видов наркотиков, десятки десятков мужиков и совершенно не собирающаяся на этом останавливаться, сейчас присела рядом с Андреем и обняла за плечо. От нее приятно пахло качественным легким табаком, чем-то вкусным и в то же время освежающим.
Вполне.
Я такая бль, каких мало на свете, ты знаешь меня. Я не верю никому кроме Дарвина и не верю ни во что кроме хорошей затяжки и двести километров в час по ночному пустому шоссе. Мой папа был иудей и кроме отчества ничего мне не дал, а если ты приедешь в Симферополь, то обнаружишь там еще четверых человек с таким же отчеством и такой же фамилией. И все они будут примерно одного возраста, что и я. Но мамы у всех будут разные. Моя мама не интересовалась ничем кроме кинематографа и театра, она была драматургом. Придумывала разные сюжеты, но совсем не занималась мной. Она не справлялась со мной, ей было проще замкнуться за пишущей машинкой и стучать по клавишам как дятел. Я лишилась девственности в шестнадцать лет, а в семнадцать убежала из дома. Залетела, сделал первый аборт, вернулась домой. Мама так ничего и не узнала. Через год мама выгнала меня сама. У меня был сводный братик, он утонул в детстве. Я забыла где его могилка на кладбище, не могу найти, просто не могу. Я даже не знаю, ухаживал ли за ней хоть кто-нибудь, мама ненавидела кладбища. Теперь, глядя на нашу семейку, можно ли к нам применить слово «любовь»? Любовь, мой дорогой, это такая эфемерная штуковина, которая то-ли есть, то-ли нет, кому как нравиться. Мне пятый десяток, я влюблялась сто двадцать раз и, как ты понимаешь, столько же раз разлюблялась. Пережила. Стою перед тобой, ни о чем не жалею. Я живу как хочу. И ты сам сказал, что я счастлива. А теперь представим, что было бы если бы мои папа и мама жили любящей семьей и привили мне семейные ценности. Воспитали бы из меня обычную женщину. Я бы влюбилась, нарожала бы цыплят и не видела бы ничего кроме кухонной плиты и мелодрам. Ты молодой, Андрюша, у тебя крепкое тело, но еще ранимая психика. Ты в этом отношении еще дурачок.
Олесь, все эта речь, видимо для того, чтобы сказать, чтобы я не думал о Наде.
Сечешь. Мне продолжать или ты и так все понял?
Да понял я все, понял. Я должен забить и забыть. Найти другую, потом бросить, найти следующую, бросить. А потом платить алименты всему условному Симферополю.