Алекс нахмурился.
Ваши слова льстят мне, но вот мрачный тон заставляет сомневаться, что это похвала. Я чем-то оскорбил вас, сэр?
Что? отозвался Скайлер. О, нет, нет. У меня два замечательнейших зятя, которыми я очень горжусь.
Но? настаивал Алекс.
Скайлер махнул рукой на договор о поставках оружия, лежащий на столе.
Эти ружья предназначены для Йорктауна, Вирджиния. Генерал Корнуоллис собирает все свои силы, и генерал Вашингтон, похоже, намеревается разгромить британцев и закончить войну одним ударом. Я так полагаю, что ты, вернувшись на службу через несколько дней, собираешься последовать за генералом Вашингтоном на поле битвы?
Пришла очередь Алекса задумчиво примолкнуть. Он чувствовал на себе пристальные взгляды тестя и деверя.
Не совсем.
Не совсем? повторил Джон, пыхнув сигарой. Звучит довольно зловеще.
Алекс сделал глубокий вдох.
Я решил просить генерала Вашингтона выделить мне в командование собственную часть.
Было бы не совсем точным сказать, что генерал Скайлер вытаращился на него. Старый голландец был слишком сдержанным, как в жизни, так и на службе, чтобы выдать себя таким образом. Но спина старика заметно выпрямилась. Плотная ткань его мундира слегка натянулась, и столь же натянутым был его голос, стоило ему заговорить.
Патриотизм и храбрость два самых лучших качества, которыми может похвастаться мужчина. Но есть огромная разница между усердием и, с позволения сказать, упертостью.
Алекс открыл было рот, чтобы возразить, но его тесть, который к тому же был старшим по званию, заговорил первым, тем самым заставив Алекса умолкнуть.
Ты был на поле битвы фактически всего раз, продолжил генерал. При Монмуте, и насколько я составил представление со слов самого генерала Вашингтона, проявил себя весьма достойно, однако не без того, что можно было бы счесть безалаберным отношением к собственному благополучию. Вашингтон сказал, выглядело все это так, словно ты хотел умереть на поле битвы, как какой-то викинг, как будто только смерть от меча или пули могла обеспечить тебе путь в Асгард.
Сэр, я могу заверить вас, начал Алекс вынужденные объяснения, что у меня не было подобных мыслей. Более того, если в голове моей и были какие-то мысли, то я этого совсем не помню. Я жаждал лишь изгнать врага с земли моей любимой страны, и потому не обращал внимания на собственную безопасность.
Вот об этом-то я и говорю, заявил генерал Скайлер. Разница между командиром и простым солдатом в том, что командир сохраняет хладнокровие даже в бою. Он видит не один фланг, и даже не всю битву, он оценивает ход войны в целом и свое место в ней и помнит обо всех, кто служит под его началом. Если бы все наши командующие полегли на поле брани вместе со своими солдатами в первой же битве, некому было бы вести нашу армию к победе. Она превратилась бы в толпу неорганизованных людей, бесцельно мечущихся по полю, пока противник уничтожает их всех на корню.
Слова Скайлера глубоко задели Алекса. Ведь и генерал Вашингтон тоже говорил, что хоть храбрость Алекса под Монмутом произвела на него впечатление, но его стремление сражаться, пока не повергнут наземь, заставило генерала сомневаться в том, что Алексу стоит участвовать в боях. «Вы лучше послужите своей стране, если уцелеете, сказал тогда он, проявив редкий с его стороны личный интерес. Я бы хотел, чтобы вы выжили».
В какой-то мере Алекс был польщен. Он знал, что в штабе Вашингтона ему нет замены. Но если знаки не обманывали, война близилась к концу. Если бы битва при Йорктауне завершилась успехом, британская армия была бы уничтожена, и тогда заокеанская империя с большой долей вероятности решила бы, что пользы от американских колоний намного меньше, чем проблем, и сдалась бы.
Но не это заботило Алекса. Он прибыл на север подростком, подобным неограненному алмазу, и эта страна приняла его в свои объятия, дав возможность стать стоящим человеком и, как он надеялся, перспективы сделать себе состояние. Как же он станет смотреть в глаза своим будущим детям, как скажет им, что всю войну просидел в штабе, у камина с пером в руках? Когда его будущие сыновья спросят, сколько битв он выиграл, как сможет он ответить: «Я не сражался. Я был секретарем» От одной этой мысли кровь его вскипала.
Советы очень немногих людей столь же ценны для меня, как ваши, генерал Скайлер, сказал Алекс. И могу вас заверить, что я буду держать этот совет в голове так же, как держу образ моей возлюбленной Элизы в сердце, особенно когда стану принимать решение.
Она уже знает о твоих планах? попал в больное место генерал Скайлер.
У Алекса слова застряли в горле. Он не мог солгать тестю.
Мы пока это не обсуждали, но я знаю, что она поймет. В конце концов, у нее перед глазами всегда был пример храбреца вы.
Гамильтон, резко вмешался Джон. Она будет раздавлена.
И снова Алекс не сразу смог заговорить. Он понимал, что деверь прав. Лишь мысль о слезах Элизы, вызванных страхом за него, заставляла его откладывать разговор о своих планах на самую последнюю минуту. Он был решительно настроен ограждать жену от печальных новостей столько, сколько сможет, чтобы не продлевать ее мучений. Они обсуждали свою мечту обзавестись собственным домом, а из-за его решения все это откладывалось на неопределенный срок. Отправься он на линию огня и, возможно, им суждено будет расстаться навеки, а образ любимой жены в мрачном вдовьем наряде, при том что история их любви едва успела начаться, почти заставил его отказаться от своих амбициозных планов.
И все же он должен был теперь забыть о своих страхах. Ему дадут полк в командование; он станет частью революции, даже если это будет последним, что ему удастся совершить.
Наконец он решительно выпрямился.
Будь что будет, заявил он безучастным тоном, скорее, подошедшим бы государственному деятелю или генералу, чем любящему мужу, сейчас я сражаюсь не ради себя и даже не ради своей страны, а ради жены и нашего потомства, которое, я знаю, станет частью и вашей семьи. Но вам следует помнить, что я постигал военное искусство рядом с человеком, чьи гениальность, решительность и, смею даже сказать, расчетливое хладнокровие привели эту страну от оков тирании к свободе. И если пять лет на службе у генерала Вашингтона не подготовили меня к тому, чтобы вести наших храбрых парней в бой, значит, ничто уже не подготовит.
Генерал Скайлер долгое время не произносил ни слова. Затем кивнул.
Больше я об этом не заговорю. Не желаю оскорбить тебя или поставить под сомнение твои мотивы. Ну вот, мои дорогие мальчики, мы и завершили все свои дела, а значит, пора присоединиться к нашим дамам. Они весьма расстроятся, если мы опоздаем на вечеринку, особенно учитывая, что вечеринка в твою честь, Гамильтон.
3. Родственные связи и доверенные лица
Особняк Скайлеров
Олбани, штат Нью-Йорк
Апрель 1781 года
Проследив, чтобы вычистили кухню, и убедившись, что все готово к вечернему приему, Элиза решила заглянуть в покои родителей. Поднявшись по лестнице, она легонько постучала в закрытую дверь.
Мама, позвала она. Это Элиза. Я принесла вам кое-что перекусить.
После мгновения тишины раздался уверенный голос матери.
Входи.
Элиза приоткрыла дверь. В слабо освещенной спальне в дальнем конце покоев каждое из четырех окон было полностью скрыто за плотными шелковыми шторами.
О, мама, вы отдыхали? Мне так жаль, я зайду позже.
Нет, нет, возразила Кэтрин Скайлер и зашелестела простынями, усаживаясь в кровати. Я просто задремала от скуки. Эту вынужденную праздность я переношу намного тяжелее, чем свое положение. Пожалуйста, впусти немного света в мою мрачную пещеру.