— Вы хотите сказать, что я солгала?
— Да.
— Нет, конечно нет. Я солдат, капитан, я знаю свой долг, и я видела то, что видела, и ничего больше.
— Напомните, что именно вы видели.
— Мало что.
— А именно?
— Не думаю, что смогу рассказать вам больше, чем уже сообщила вашим коллегам. Я совершала последний обход на своем дежурстве. Сначала я зашла к капитану Аберкромби, а затем в следующую палату, где спали Хопкинс и еще пять человек. Я довольно долго пробыла у них, потому что у некоторых пациентов, кроме психологических травм, имелись и физические повреждения, и мне надо было поменять им повязки. К тому же у одного из пациентов случился припадок, и мне пришлось позвать на помощь и сделать ему укол.
— Ваш коллега ушел до вас?
— Да, у меня в этой палате еще оставались дела. Закончив, я пошла к себе в комнату и на полпути вспомнила, что оставила в палате иглу и лоток. Этого нельзя оставлять в палате, где лежат люди в таком состоянии, поэтому я пошла назад и по дороге увидела британского офицера, который быстрым шагом удалялся от комнаты Аберкромби. Я видела только его спину, и он быстро исчез в конце коридора.
— Вы можете сказать, что он торопился?
— Да, я точно могу сказать, что он торопился.
— Вам не показалось, что он выглядел странно?
— Ну да, вообще-то показалось.
— Пожалуйста, объясните мне, как человек может выглядеть странно со спины.
— Ну… я не знаю.
— Он сутулился? Он крался? Он прятался в тень и на нем был длинный плащ?
Лицо молодой женщины раскраснелось от гнева.
— Вы что, шуточки со мной шутите?
— Вы сказали, что он выглядел странно. Я хочу знать, с чего вы это взяли.
— Он торопился.
— И это все?
— Да, это все. Я не сказала, что он был странный, я сказала, что, возможно, он выглядел немного странно.
— И вы думаете, что он убил Аберкромби?
— Я не думаю, что это сделал рядовой Хопкинс.
— Почему?
— Потому что в моменты просветления он клянется, что не делал этого. Я по опыту знаю: контузия не пробуждает тяги к убийству. К самоубийству — да, но не к убийству.
— С другой стороны, нам так мало известно о контузии, не так ли?
— Вообще-то, капитан, о контузии нам известно очень много, — сердито ответила Муррей. — Просто военные отказываются признавать большую часть того, что мы знаем, потому что они предпочли бы, чтобы мы этого не знали. Они все время пытаются отрицать это, за исключением только неопровержимых случаев, когда кулаки у человека сжаты настолько сильно, что ногти врастают в ладони.
— Вы думаете, что военные относятся к контузии без уважения?
— Я сказала, единственная забота военных — вернуть людей на фронт или, еще лучше, не дать им покинуть его.
Они уже вышли из вязовой рощицы — здесь земли замка кончались. Дальше простиралась восхитительная долина реки Лис. В полях еще не отцвели цветы, листва на деревьях была густая и зеленая, и оттуда, где они стояли, были видны три церковных шпиля. Кингсли вспомнил июль 1914 года, когда такое спокойствие царило во всем мире, Джорджу был всего год и они с Агнес были счастливейшими из смертных.
Поместье ограждал только низкий забор, вдоль которого они шли, пока не дошли до приступки, где можно было перейти через ограду.
— Пойдем дальше, или вы уже нагулялись? — спросила сестра.
— В таких прекрасных местах я никогда не нагуляюсь, — ответил Кингсли.
Сестра Муррей поставила ногу на приступку. В первую секунду инстинкты Кингсли чуть не заставили его предложить ей руку для опоры, но, к счастью, он вовремя вспомнил, что это будет едва ли правильный шаг.