А вы очень храбрый?
— Ну, я даже и не знаю, Джордж.
— Мой папа храбрый, у него три знака от… от…
— Отличия, дорогой, — сказала Агнес, пряча слезы за носовым платком. — Ну же, беги…
— Он очень, очень храбрый. Вы покажете мне свое оружие? — спросил Джордж.
— Я сказала, дорогой, беги.
— К сожалению, Джордж, оружия у меня при себе нет, — ответил капитан с улыбкой.
— Какой же вы солдат без оружия? — спросил Джордж.
— Наверное, плохой, — ответил Шеннон.
Агнес позвала горничную и попросила ее отвести Джорджа к няне. После ухода сына она попыталась прийти в себя.
— Простите, капитан Шеннон. Простите, здесь, вероятно, какая-то ошибка. Мой муж в тюрьме.
Шеннон через стол похлопал ее по руке. Он был поразительно красив и держался очень располагающе.
— Нет, миссис Бомонт. Он мертв. Застрелен при попытке к бегству. Мне очень жаль, что ко всем прочим бедам на вас свалилось еще и это.
Казалось, что потрясение сломит Агнес, но она вдруг озадаченно спросила:
— Почему… почему именно вы пришли ко мне с этим известием, капитан? Какое отношение к этому имеют военные? Дуглас никак не был связан с военными. Именно поэтому он оказался в тюрьме.
— Я работаю, ну… Допустим, я работаю на разведку. В тюрьме ваш муж вступил в контакт с ирландскими националистами. Вряд ли он что-то им рассказал, но нам все равно пришлось этим заняться. Когда он попытался сбежать, я как раз ехал в тюрьму, чтобы его допросить. По-своему ваш муж был храбрым человеком; лично я им восхищался. Я вызвался сообщить вам эту новость немедленно, поскольку она, несомненно, появится в вечерних газетах.
— Спасибо, капитан. Спасибо.
Капитан Шеннон снова похлопал ее по руке.
— Спасибо, капитан, — повторила она.
— Если я могу что-то для вас сделать… хоть что-нибудь…
Агнес встала:
— Думаю, капитан, мы с Джорджем прекрасно справимся сами. К тому же у меня есть отец.
— Разумеется, — сказал капитан и поднялся. — Что ж, до свидания, миссис Бомонт.
— Миссис Кингсли, капитан, — поправила его Агнес.
22
Путешествие во Фолкстон
— Застрелен при попытке к бегству. Мало кому удалось таким образом покинуть «Уормвуд скрабз».
— Да. И уж совсем мало кому удалось выжить, получив при этом пулю.
Раненый Кингсли снова слышал бесплотные голоса, хотя в этот раз он лежал не в незнакомой кровати, а в автомобиле, большом автомобиле с дорогими чехлами: возможно, «даймлер», подумал он, или «роллер», судя по запаху кожи и тяжелому, надежному шуму двигателя. У Кингсли ужасно болела голова, от тряски подташнивало. И все же он был жив, а, учитывая его последние воспоминания, это было просто отличной новостью.
— Исключительно храбрый парень, — сказал первый голос. Он раздавался справа от него, и Кингсли решил, что это говорит человек постарше. — Вот так стоять и смотреть.
— Уж не знаю, насколько он храбрый, — возразил сидящий слева от Кингсли. — Но вот умный, это точно, достаточно умный, чтобы понять, что его песенка спета. Он мог либо бежать, либо остаться, результат бы не изменился. Ба-бах. Аплодисменты. Фанфары. И все. Он это понял. Ну и зачем тогда дергаться? Разве это храбрость? Не знаю. Разве собаку, которую бьют палкой, можно назвать храброй?
— Ну, надеюсь, что проявлю не меньшую храбрость, если мне в лоб упрется дуло пистолета.
Кингсли отчаянно хотелось пить, но он решил, что пока не стоит давать своим попутчикам понять, что он очнулся.