— Мне кажется, сегодня залпы будут что надо.
— Каждая ночь — как ночь Гая Фокса, верно? — ответил один из офицеров.
Они посмеялись, и Аберкромби со Стэмфордом скрылись в темноте. Когда Аберкромби решил, что они уже достаточно удалились и теперь их никто не подслушает, он с яростью обрушился на своего преследователя:
— А теперь послушай меня, тупой мальчишка! Я не твой друг. Я старший по званию, это тебе понятно? Я тебя знать не знаю…
— Но мы…
— Выпивали вместе, — решительно прервал его Аберкромби. — Мы выпивали вместе с другими офицерами в последний вечер перед отправлением. Мы выпивали в баре гостиницы. Вот что мы делали. И это неудивительно, если учесть, что нам предстояло служить в одном батальоне. Однако это не означает, что вы можете так фамильярно обращаться к старшему по званию. Это понятно?
— Фамильярно?
— И это совершенно не дает вам права следовать за мной с задумчивым взглядом, словно глупая девица.
— Капитан Аберкромби, двое суток назад вы имели меня с полуночи и до рассвета…
Аберкромби залепил Стэмфорду пощечину.
— А теперь послушай меня!
Внезапная вспышка орудийного залпа озарила их лица. Лицо Аберкромби было искажено и яростью и страхом, а у Стэмфорда по щекам текли слезы.
— Даже если в Лондоне что-то и случилось, это осталось в Лондоне. Это понятно? За то, чем мы, по твоим словам, там занимались, сажают в тюрьму и отправляют на каторжные работы. Если об этом поползут хотя бы слухи, мне конец.
— Я никогда никому не скажу, клянусь…
— Приятель, у тебя лицо — словно открытая книга! Каждый дюйм твоего тела кричит, что ты педик, и ты пялишься на меня так, словно влюблен.
— Я действительно влюблен!
— Не говори ерунды. Мы познакомились три дня назад.
— Я любил тебя еще до нашей встречи.
— Послушай, Стэмфорд, — сказал Аберкромби несколько мягче, — ты здесь самый младший по званию, а я опытный капитан и вроде как герой. Мы можем быть только товарищами, как и подобает офицерам-однополчанам, но никак не друзьями.
— Но… я люблю тебя, Алан. И мне страшно. Мне нужна помощь, я не такой храбрый, как ты…
— Я не храбрый! Я же говорил тебе!
— Но твои стихи!
— Я уже сказал, что не пишу стихи. Больше не пишу — Аберкромби отвернулся. — Пожалуйста, запомните мои слова, лейтенант. И спокойной вам ночи.
Аберкромби отправился обратно к деревне, оставив Стэмфорда плакать в одиночестве.
Учитывая его звание и титул, виконту предоставили собственную комнату в доме, где раньше жил деревенский священник и который словно по волшебству остался стоять, в то время как церковь, находившаяся по соседству, была разрушена до основания. Аберкромби зажег газовую лампу, которую ему предусмотрительно принес новый денщик, и, достав из маленькой кожаной нотной папки бумагу, ручку и чернила, начал писать письмо. Письмо матери погибшего товарища, с которой он состоял в переписке со дня кончины ее сына. В своих письмах Аберкромби рассказывал ей, до чего жизнерадостным и мудрым был ее мальчик, насколько он был храбр и как вдохновлял своих товарищей. Просто «золотой мальчик», и именно таким его нужно запомнить, «золотым мальчиком», который сиял словно солнце и дарил свет счастья всем, кто его знал, и особенно самому Аберкромби. В ответ мать мальчика рассказывала Аберкромби о том, что и в детстве ее сынок был солнечным мальчиком и дарил счастье своим родителям и всем, кто его знал. Она писала о том, как многого от него ждали и какие великие и отчаянные были у него мечты. Она рассказывала, как часто ее мальчик упоминал в своих письмах Аберкромби и что ее с мужем очень утешает то, что двое друзей были вместе, когда их сын погиб.