— А где труп?
— Думаю, сэр, его похоронили. На территории замка. Кажется, у них там есть маленькое кладбище.
— Что ж, сержант, вам и вашим людям придется его откопать. Вытащить на поверхность.
— Хорошо, сэр, — сказал сержант, очевидно смутившись. — Я подготовлю предписание вам на подпись, сэр, если вы не возражаете. Именно так мы делаем…
— По инструкции, да, сержант, ничего другого я от вас не ожидал. Итак, осмелюсь спросить, известно ли вам место нахождения револьвера, из которого была выпущена пуля?
— Да, сэр!
— Прекрасно. Где же он?
— Снова на фронте. Мы вернули его в часть.
— Вернули в часть? Чтобы его отдали какому-то офицеру?
— Да, сэр. Оружие — это оружие, сэр, а нам нужно все, которое есть. Понимаете, его вечно не хватает.
— Вы отдали обратно орудие убийства?
— Да, сэр. Оружейнику части.
— Ясно, хорошо, я хочу, чтобы вы немедленно выяснили по полевому телефону, кому его передал оружейник, понятно?
— Как прикажете, сэр.
— И также я хочу, чтобы вы нашли свидетеля Маккруна. Рядового, который утверждает, что видел в коридоре в ночь убийства офицера. Я полагаю, что, как и орудие убийства, он тоже вернулся на фронт. Пожалуйста, выясните, жив ли он, и если жив, то где он находится.
— Хорошо, сэр.
— А сейчас я бы хотел встретиться с арестованным.
— Да, сэр!
Сержант поднялся, встал по стойке «смирно», щелкнул каблуками, повернулся, снова щелкнул каблуками и строевым маршем вышел из комнаты.
Кингсли не надеялся что-то узнать у незадачливого рядового Хопкинса, и его пессимизм оправдался. Солдата содержали в импровизированной камере в подвале. Он был худой и измотанный и сначала, казалось, не заметил присутствия Кингсли: сидел и дергал ногой, словно что-то в штанине ему мешало и он пытался это вытряхнуть.
— Встать, когда в комнату входит офицер, дерьмо собачье! — рявкнул сержант, и Хопкинс медленно поднялся на ноги.
— Спасибо, сержант, — спокойно сказал Кингсли. — Вы свободны.
Когда сержант, щелкнув каблуками, покинул комнату, Кингсли предложил Хопкинсу сигарету и, закурив сам, попросил заключенного рассказать о вечере убийства.
— Н-н-нечего рассказывать, — ответил мужчина. Заикаться он начал в первый же день Третьей битвы. — Мы с Мак-к-круном поиграли немного в карты, вот и все. Я был рад, что он посидел со мной. Мне было оч-чень плохо. В голове постоянно шумело и все т-такое.
— Вы знали, что виконт Аберкромби находился в соседней палате?
— До того вечера я даже не знал, что там вообще есть соседняя палата. Кстати, я узнал об этом, пот-тому тот, кто там был, ужасно с кем-то спор-рил. Крик стоял и все такое.
— Спорил? Вы уверены? Мне об этом не говорили.
— Ну, м-может, никто больше и не слышал. Я ведь все-т-таки был в соседней к-комнате.
— Вы знаете, кто именно там спорил?
— Нет, я никого не видел. Я же г-говорю, я понятия не имел, что это Аберкромби, уб-блюдок, который п-привязал меня к лаф-фету.
Некоторое время они молча курили, прислушиваясь к грохоту взрывов.
— Значит, вы не стреляли в виконта Аберкромби? — сказал Кингсли, нарушив молчание.
Хопкинс докурил сигарету и попросил еще одну, прежде чем ответить.
— Конечно, черт в-возьми, не стрелял, — сказал он. — Какого хрена мне делать т-такую глупость, а?
— Он был аристократом. А вы, я полагаю, большевик.
— Если б к-каждый б-большевик пристрелил по аристократ-ту, у нас уже д-давно была бы револ-люция.