***
Алишер Эльмуродов, 1989 года рождения, стал бригадиром потому что лучше других говорил по-русски и умел договариваться с начальниками, выбивая дополнительные средства и удобный график.
Он отпустил бригаду ближе к восьми вечера, а сам остался по своим личным делам. Одна из камер спустя час зафиксировала его прогуливающимся в компании местной жительницы. Они долго сидели на одной из скамеек, расположенной дальше по набережной. Но к 11 часам Алишер был уже один.
На нем нет оранжевого жилета, сказал Воеводин, рассматривая стоп-кадр.
Он же на свидании, сказала Маша. Кто ходит на свидание в оранжевых жилетах?
Я к тому, что убийца надел на него жилет. Значит, это было для него важно. Зачем?
Маша пожала плечами.
Чтобы подчеркнуть профессию?
Да. И еще отрубленные руки. Словно наказание за плохую работу.
От подрядчика нареканий на работу его бригады не было.
Надо еще покопать. Вряд ли он только тротуары укладывал. Может была еще другая работа? Ремонты квартир, строительство домов?
А связь с женщиной? Отвергнутый поклонник, которого предпочли гастарбайтеру?
Да. Женщину нужно найти. Но вариант с работой кажется мне более предпочтительным.
А как же свастика и тайнопись?
Воеводин отмахнулся.
Надо все варианты рассмотреть. Больно уж это все в глаза бросается. Словно специально кто-то выпячивает.
Второй труп на обзорной площадке, сказала Маша. Это не просто так.
Конечно. Но, если это наш маньяк, надо понять, как он жертвы выбирал. Вряд ли случайно. Что общего между бомжом и гастарбайтером?
Низы общества, предположила она. Беззащитность?
Скорее отверженность. Большинство людей предпочитает их не замечать.
Может кто-то возомнил себя санитаром леса? Свастика сюда хорошо вписывается.
Вопрос только в том, как этот кто-то умудрился убить человека на освещенном месте, да еще и оставить на теле свою писанину.
Камера на ресторане не работает, напомнила Маша. А остальные слишком далеко.
Значит, он знал, что камера не работает. Иначе бы не полез.
В дверь постучали, и в кабинет просунулся длинный нос дежурного.
Товарищ полковник! Гастеры бузят!
***
Пятеро гастарбайтеров стояли кучкой в приемной и шумно разговаривали на своем гортанном наречии, размахивая руками. Двое охранников безуспешно пытались вытеснить их в коридор.
Что здесь происходит? громко спросил Воеводин, и гастеры замолчали.
Вот, сказал дежурный. Показания с них сняли. А уходить не хотят. Какую-то защиту требуют.
Какую еще защиту?
Один из работяг шагнул вперед.
Алишер фашист убил! заявил он. Я знак видел!
Я ему фото трупа показал, сказал сзади один из оперов. Он сперва никак не отреагировал, а теперь вот бунтует.
Воеводин поднял руку.
Товарищи работники. Успокойтесь. Мы во всем разберемся.
Я знак видел! повторил работяга. Мы все знак видел!
Я только этому показывал, сказал опер.
Гастеры загомонили, размахивая руками.
Подождите, сказал Воеводин. Вы хотите сказать, что видели этот знак раньше?
Один из них вытащил смартфон, порыскал по экрану и протянул его вперед.
Это была фотография облезлой железной двери, на которой красовалась намалеванная белой краской шестилучевая свастика.
Наш квартира! пояснил гастер. Назад неделя.
Кто-то нарисовал свастику на двери их квартиры неделю назад, сказала Маша.
Алишер фашист убил! повторил гастер.
Защита нужен! сказал другой.
Думают, что они следующие, понял опер.
Найти фашист надо! сказал гастер. Ты не найти, начальника, мы сам найти. Собрать люди и найти!
Воеводин примирительно поднял руки.
Мы всех найдем, не беспокойтесь, и в сторону: еще не хватало, чтоб они людей собирали и фашистов шли ловить.
***
Усманов вернулся в отдел ближе к вечеру.
Прошел мимо своего кабинета к дознавателям и вызвал Машу в коридор.
Ты чего такой угрюмый?
Усманов молча почесал лоб, как делал всегда, когда волновался.
Ну? Тёмка! Ты меня пугаешь.
Просто не знаю с чего начать.
Начни с чего-нибудь.
Твой бывший связан с этими убийствами. И у меня, кажется, есть этому доказательства.
Глава 7. Поворот
Вторая квартира досталась Ивану от давно умершей бабки и когда-то служила ему конспиративным пристанищем, о котором практически никто не знал.
Он не был здесь уже пять лет, и с трудом представлял себе, что увидит. Воображение рисовало провалившийся потолок и рухнувшие стены, окончательно побежденные черной плесенью. Квартира располагалась в полуторавековом купеческом доме, который не ремонтировали со времен разгона Учредительного собрания. Здесь даже лестничные пролеты в подъездах до сих пор были сделаны из чугуна.
Улица Черниговская была одним из самых странных мест в городе. Это была даже не улица, а набережная, застроенная облезлыми малоэтажными домами. Сюда не ходил общественный транспорт, а офисы любящих уединение контор перемежались трущобами и откровенными бомжатниками. Посторонние если и заворачивали в эту сторону, то по очень большой нужде. Временами Ивану казалось, что если пройти по Черниговской чуть дальше, то можно попасть в ад. Там начинались гигантские руины старого элеватора и развалины мельничного комплекса, выстроенного в викторианском стиле. Ночью они напоминали замок людоеда, и даже расположенный рядом сверкающий метромост не мешал этому впечатлению. Дальше дорога уходила вдоль берега в никуда. В пустоту.
Дом 15в был расположен в кривом проулке, упиравшемся в непроходимые заросли ивняка и крапивы. Вдоль облезлых стен все также тянулся унылый палисадник. И все так же, как пять лет назад, сидел на бревне сосед Василий, в грязных спортивных штанах, шлепанцах и майке-алкоголичке. Иван поежился. Было прохладно. На столике перед Василием стояла бутылка дешевой сивухи.
Вот, сказал Василий. Достал. Сто рублей. Идрит твою налево. А вчера-то что? Вчера-то семьдесят.
Кризис, объяснил Иван, подходя ближе.
Этикетка на бутылке была приляпана криво. Про существование акцизных марок производители не подозревали.
Василий, словно фокусник, выудил откуда-то два пластиковых стаканчика.
Будешь?
В следующий раз, Василий Иваныч.
Ну!
Возглас «Ну!» у Василия мог означать что угодно. От крайней степени недоверия до восхищения и одобрения.
Как жизнь? спросил Иван. Как квартирка моя? Стоит?
Василий глянул на него внимательно, будто только сейчас понял, с кем разговаривает.
Стоит. Что ей сделается-то, квартирке твоей. Вот прошлой зимой у нас трубы прорвало, всех старух слева затопило. Но твоя-то вроде справа. Считай, пронесло.
Может, приходил кто ко мне?
Василий сморщил лоб, вспоминая то ли «кто приходил?», то ли «как тебя, парень, зовут и кто ты вообще такой?»
Может, наконец, родил он и достал из кармана банку с килькой в томате.
Иван прошел мимо, решив не мешать трапезе.
Квартира была на первом этаже, с отдельным входом в виде низкой арки, утопленной в толстенной стене.
На полу в тамбуре валялось несколько конвертов и кучка рекламной макулатуры. Иван сгреб мусор в угол, прихватил конверты и открыл дверь.
Когда-то он планировал устроить здесь офис своего детективного агентства, поэтому квартира меньше всего походила на жилую. Черные письменные столы, черные шкафы для бумаг, выгоревший ковролин, серые стены и оружейный сейф в углу. На одной из стен висела подробная карта города. Жилой была только дальняя комната, с раскладывающимся диваном и телевизором.
Все вокруг было покрыто толстым слоем пыли. Пахло деревом и древними кирпичами.
Иван прошелся по квартире, заглядывая в темные углы, словно боясь кого-то увидеть. Потом включил свет и рухнул в кресло. И тут же беззвучно выругался, потому что напротив кресла он увидел то, из-за чего пять лет сюда не заглядывал.