Еще тетка дала холщовый заплечный мешок, в который сунула полбуханки хлеба, три консервы и флягу с водой.
Спасибо, мать, кивнул я, закидывая ружье за плечо. Пора было выдвигаться.
Тебе спасибо, что помочь вызвался, всхлипнула тетка, вновь пустив слезу.
Понятное дело, не верила она в то, что у меня что-то получится. Но надеялась на чудо. На которое я и сам не особо рассчитывал, но знал, что сделаю все возможное.
А может, и невозможное тоже
* * *
Эти места я знал не особо хорошо, но был в курсе, что если идти вдоль реки Припять, держа ее по левую руку, то рано или поздно выйдешь к затону. И в какую сторону двигаться, вопросов не было ориентиром служили вышки стадиона «Авангард». Они маячили справа, над корявым, мутировавшим лесом, за которым лежал город тезка одноименной реки.
В город соваться точно не хотелось еще свежи были воспоминания о том, как лихие бойцы группировки «Борг» заставляли меня драться на арене, а после пытались повесить. Ну и напутственное слово их генерала я хорошо запомнил, мол, лучше не попадайся нам больше, сталкер, если жить хочешь.
Не то чтобы я очень жить хотел, но смерть в петле меня точно не прельщала, потому я покруче забрал влево, шагая чуть ли не по берегу Припяти, что само по себе небезопасно здесь порой катается всякое отребье на моторных лодках, стреляя во все, что движется по берегу. Но тут выбор был небольшой, и из двух зол я выбрал меньшее.
Пейзаж вокруг был довольно паскудный впрочем, как и везде в Зоне. Слева катила свои отравленные воды река серая, унылая и местами неоднородная. Встречались на ее поверхности ленивые водовороты, участки, покрытые мелкими пузырьками, либо просто пятна, напоминающие бензиновые. То есть речные аномалии. Опытные ловцы удачи на моторках обходили их стороной, а неопытных пиратов здесь давно уже не водилось по понятным причинам. Таких аномалии либо сразу растворяют в воде вместе с плавсредством, либо утаскивают на дно, где тоже растворяют, смакуя добычу. Хотя возможны варианты. Говорят, где-то над Припятью зависла объемная фигура сталкера на лодке, полностью состоящая из текучей воды. Должно быть, красивое зрелище, если, конечно, не брешут рассказчики.
Справа от меня простирался корявый лес, изуродованный радиацией и полностью лишенный листвы. Местами со стволов лохмотьями сползла кора, словно кожа с живого существа, обнажив растрескавшуюся, красноватую сердцевину. Жутковатое зрелище, если честно. Правда, подобное нечасто в Зоне встречается, только в местах, где радиация такая, что даже привычным ко всему деревьям-инвалидам приходится несладко.
Либо там, где аномальный фон зашкаливает.
Я и сам чувствовал, что что-то не так. Перед глазами поплыла красноватая пелена, словно я смотрел на мир через очки с цветными стеклами. И жарковато как-то стало, что для местной вечной осени вообще явление небывалое. Неужто так на меня теперь радиация действует? Помнится, возле Монумента я не по своей воле пожелал, чтоб она на меня вообще не влияла и даже подпитывала. Может, дело и правда в этом, потому что от странного, неестественного тепла по телу разлились волны приятной бодрости. Усталость как рукой сняло и я зашагал быстрее.
Правда, ушел недалеко.
Внезапно я осознал, что не могу оторвать ноги от земли, а вокруг сплошное болото. Камыши высокие, мох, на котором, словно капли крови, алеют ягоды клюквы. При этом видел я это все расплывчато, словно во сне. Картинка перед глазами то двоилась, то исчезала в красном мареве, то прояснялась ненадолго, слегка колыхаясь, будто нарисованная
И в этом мороке я разглядел, что ко мне неспешно так, прямо через болото идет старый дед, одетый очень необычно. Простая холщовая рубаха, подпоясанная веревкой, на ногах штаны из того же материала и самые настоящие плетеные лапти. На голове драная шапка из тех, которые я только в учебнике истории видел, под шапкой кустистые брови, внимательные глаза, нос с широкими ноздрями, а все остальное закрывает густая седая борода чуть не до пояса. В правой руке дед держал длинную палку, по поводу которой у меня в голове медленно, словно дохлая рыба кверху брюхом, всплыло старинное слово «слега» шест, которым, гуляя по болоту, полезно промеривать путь перед собой, чтобы ненароком не провалиться в топь по самую макушку.
Здрав будь, мо`лодец, проговорил бородач, подойдя поближе и сверля меня немигающим взглядом пронзительно-синих глаз. Ты чей будешь?
Мир в кровавых оттенках по-прежнему плавал у меня перед глазами, потому я не сразу понял, о чем дед говорит. А когда сообразил, то не нашелся что ответить. Что значит чей? Я уж давным-давно свой собственный.
Дед же, устав ждать ответа, кивнул:
Ну, нет охотки говорить, и не надо. И так вижу, что не поместных сын, а холоп незнамо чей. Но то не моего разумения дело. Тут вот какое лихо случилося. Внучка моя пошла на болото клюквы посбирать, да и пропала. Найтить бы непутевую, а у меня очи уж не те, что по молодости были. Подсоби мне, мил человек, у меня окромя нее и нету никого боле.
Говор и одежда старика были странными, но на это мой мозг, купающийся в розовом мареве, никак не отреагировал. Только сомнение возникло на тему, где ж шукать дивчину, когда окрест болото? Разве что в тех камышах пошурудить?
Где-то в уголке сознания вяло билась мысль, что я сейчас и думаю на каком-то древнеславянском наречии, но это биение словно толстым одеялом гасилось тем маревом, в котором я безвольно плавал, как пенопласт в проруби
И я даже почти согласился помочь деду ну как же иначе, как вдруг ощутил острую боль в руке. Прям огнем зажгло внутри, я аж зашипел от неожиданности. И глаза опустил, чтоб глянуть, что там такое происходит. И увидел, как правая рука горит синевой от локтя до кисти и через кожу полыхает та синева цвета чистого неба такая же, как глаза старика, просящего о помощи
А он от такого зрелища отшатнулся, сделал шаг назад, потом еще один. Смотрю и глаза у него потухли, обычными стали, стариковскими, водянистыми. И кровавое марево перед моими глазами вроде рассеиваться начало
Так ты из наших, расстроенным голосом произнес дед. Так бы и гутарил сразу, а то стоит как пень, слова из него не вытянешь
Сказанное еще только осознавалось моим одурманенным мозгом, а старик уже и пропал куда-то, будто его и не было вовсе
Я зажмурился до боли в веках, потряс головой. А когда открыл глаза, обнаружил, что стою не в болоте, а в тухлой прибрежной воде, затянутой фиолетово-зеленой ряской. Впереди раскинулось озеро довольно приличных размеров, но открытой воды в нем было мало. Его почти сплошь покрывала ряска ядовитых цветов, откуда торчали коряги, удивительно похожие на людей, скрюченных от адской боли. А может, это и были люди, из которых озеро высосало все соки, превратив в одеревеневшие мумии?
Но особо притягивала взгляд коряга, торчавшая из воды метрах в пятидесяти от берега. Покрытая каким-то белым налетом и очень похожая на старика с длинной палкой в руке, уходящего вдаль Хотя, может, это у меня просто воображение разыгралось после пережитого надышался ядовитых испарений, вот и померещилось черт-те чего. Чуть не утопился из-за собственных глюков, спасибо «Бритве», которая, почувствовав, что хозяин с ума сходит, саморазогрелась у меня в руке и вернула к реальности.
Я выбрался из озера, мысленно благодаря того, кто изобрел сапоги, чуть не по колено в воду влез, а стопы сухие.
Отряхнул ноги от налипшей тины, огляделся и увидел ржавый щит, приваренный к двум трубам, торчащим из земли. На щите была надпись на украинском языке, полустертая, но еще читаемая: «Озеро Семіходський старий. Увага! Рівень радіації небезпечний для життя!»