Новое, страшное для девушки знание изменило и её отношение к создаваемой фигуре. Раньше это было что-то вроде игры, забавной головоломки: сделать внешне не отличающуюся от живого человека куклу. Ну будет она двигаться, будет стоять в красивой ливрее у входа в какой-нибудь дорогущий отель, говорить «Добро пожаловать» и открывать двери это почти то же самое, что автоматика на фотоэлементах, только красивее. Но создание личности это совсем другое!
Несколько дней Лена перебарывала отвращение, заставляя себя работать: договор нельзя разорвать, потому что денег на уплату неустойки у неё нет. Но вскоре девушка нашла если не выход, то хотя бы утешение своей душе. Она ведь и так постоянно беседовала с фигурой, рассказывая что-нибудь интересное и представляя, что слышит ответы. Теперь она стала рассказывать создаваемому образу всё, что знала о борьбе людей за право быть самими собой. Это было самовнушение, полудетская вера в то, что кукла слышит её, понимает, что ей говорят, и сможет, как марионетка из старой сказки, стать свободной, не подчиняться жестокому кукловоду. Заглядывавший к ней Лев Борисович (несмотря на разногласия, дружба между стариком и девушкой всё больше крепла) не мешал, а потом принёс несколько книг:
Ты любишь читать, думаю, это тебя заинтересует.
Книги оказались не художественными, а научными исследованиями по возникновению и развитию рабства. И истории из этих книг вскоре тоже зазвучали в мастерской, как и рассказы о дружбе и верности людей, сумевших противостоять злу и жажде власти тех, кто во все века считал себя хозяевами жизни.
Через четыре месяца Лена закончила работу над фигурой, но временный договор ещё действовал, и девушке дали новое задание: сделать эскизы лиц для обычных моделей, которые уже много лет выпускались на принадлежавших центру заводах. Так что теперь Лена делала грубоватые добродушные физиономии носильщиков, швейцаров и горничных. Простая и скучная работа, но не так бередящая душу, как первая. А ту, первую фигуру унесли. С её исчезновением пропало и желание говорить за работой, и в мастерской часами стояла тишина, прерываемая лишь стуком уроненного стека и шелестом эскизов.
* * *
Как-то, недели за две до конца действия договора, Лев Борисович зашёл в мастерскую в очень хорошем настроении:
Бодрое утро! Как работается? Как настроение?
Нормальное. Лена улыбнулась старому учёному, которого теперь считала кем-то вроде названого отца и очень волновалась за его здоровье: сердце у Льва Борисовича пошаливало всё чаще.
А у меня отличное! Меня только что назначили руководителем отдела! Теперь я точно успею закончить всё задуманное.
Разве вы не руководитель? Лена удивилась.
Был руководителем одной из небольших лабораторий, теперь стану курировать всё направление. Сегодня пойду подробно знакомиться с работой коллег в других лабораториях.
Поздравляю. Лена постаралась сказать это искренне, но не получилось. Учёный понимающе и грустно вздохнул:
Всё-таки уходишь от нас, да? Надеюсь, останемся друзьями?
Конечно! Этот ответ был во много раз более искренним, чем предыдущий, и Лев Борисович улыбнулся девушке:
Спасибо! Побегу работать. Хорошего тебе дня!
И вам!
* * *
Лена уже давно закончила работу в мастерской и, приготовив ужин, устроилась с книгой в гостиной. В темноте за окном начиналась метель, в комнате уютно потрескивал электрокамин, мысли девушки занимала история подростков с иной планеты, спасённых странным Тёмным Трубачом и теперь противостоявших выродившимся, но всё ещё жаждавшим власти обитателям древних пещер. В тот момент, когда герой пытался защититься от жуткого в своей кажущейся человекоподобности хранителя оружия, в дверь постучали. Лена, вздрогнув и выходя из читательского забытья, пошла открывать. На пороге стоял Лев Борисович, что само по себе было странно он никогда не приходил к ней вечером. Ещё более пугающим был его вид: больные, ничего не видящие глаза, окаменелое лицо и початая бутылка водки в руках.
Мне не к кому идти
Заходите. Девушка, привынув за месяцы работы в центре к сдержанности и внешнему спокойствию, посторонилась, пропуская его в квартиру и одновременно ища взглядом что-нибудь тяжёлое, что можно использовать как оружие. Учёный, слегка пошатываясь от какого-то потрясения, прошёл на кухню, из которой вскоре раздался глухой голос:
Закрой дверь и поставь статуэтку. Я буду только говорить. Пить и говорить. Я не могу молчать.
Лена закрыла дверь и зашла на кухню. Лев Борисович, взяв первую попавшуюся чашку, лил в неё водку.
Я не пил много лет. Сейчас буду. Сегодня я стал начальником начальником «лагеря смерти». Меня удостоили высшей чести: за мной теперь не будут следить! Я образец лояльности! Садись. Пить не предлагаю, наверное, этого мне одному не хватит, чтобы забыть, что увидел. А мне нужно забыться, хотя бы на время. Сегодня я увидел другие лаборатории
Следующий час Лена только слушала.
Заводы, на которых делали человекоподобных роботов, как и знаменитые клиники по лечению неврологических заболеваний, оказались лишь ширмой для вроде бы неприметного, но на самом деле влиятельного международного научного центра и связанных с ним лабораторий. Можно создать очень сложную машину, написать гениальную программу, но невозможно создать робота, самостоятельно взаимодействующего с миром во всём его многообразии. Искусственный интеллект ограничен по сравнению с мозгом животного, тем более человека. Он решит множество математических задач, но не сможет одновременно улавливать запахи, обрабатывать тактильные и вкусовые ощущения, беседовать с человеком и идти, подстраиваясь под неровности дороги и непредсказуемые движения окружающих его людей. А ведь это всего лишь упрощённое описание идущего с отцом и лижущего эскимо малыша. Эти действия требуют от робота выполнения разных, подчас прямо противоположных программ. Мозг же человека делает всё это в фоновом режиме. Основатель центра быстро понял непосильность задачи и поменял направление исследований. Как раз в то время стало известно об особенностях «амнезии параллельщиков».
Тогда появились доказательства того, что мозг параллельщиков помнит все полученные до попадания в этот мир навыки, и при определённых условиях их можно сохранить. Лев Борисович, немного придя в себя, налил вторую чашку водки. Когда в этом мире появился я, исследования мозга параллельщиков уже шли полным ходом. И я с самого начала оказался втянут в них: мозг подростков пластичнее и меньше травмировался при переходе. Моя карта мозга, динамика приобретения знаний, сохранения прежних и освоения новых навыков ведётся все эти годы. И не только моя. Нас таких в мире было несколько десятков человек. Именно эти знания и стали использовать в нашем центре для создания искусственного интеллекта, а когда поняли, что программа бесполезна для создания и обучения живого мозга.
Он выпил водку, будто воду, взял с протянутой Леной тарелки кружок сервелата и продолжил, выплёскивая из себя не осознаваемую до этого, точнее не признававшуюся разумом, но копившуюся десятки лет боль.
Перенести сознание человека в компьютер нельзя, как и компьютерную программу в мозг. Зато можно ускорить процесс обучения, «переписать» уже приобретённые человеком знания в только что созданный мозг. Не всё, не сознание, а базовые навыки: речь, основы математики, если человек владеет ими на рефлекторном уровне. В центре создали банки данных мозговой активности и генетической информации как параллельщиков, так и обычных добровольцев. И для этого же приобрели тело Лепонта. И меня взяли на работу именно для этого: я был живым двойником Лепонта. Я его старший брат. И узнал об этом только сегодня!