Потом она заметила, как в стоявший поодаль большой амбар зашел Коултон и спустя считаные секунды выкатил оттуда бордовый ретроавтомобиль. Плавно переключая передачи, он подогнал машину к парадным ступеням особняка. «Есть все же что-то такое в человеке, умеющем ездить на механике», подумалось Либби.
Коултон заглушил двигатель мотор напоследок рокотнул, и капот легонько вздрогнул. Позади автомобиля закреплена была большая табличка с надписью «Новобрачные».
Когда Коултон обходил машину спереди, Либби поймала на себе его взгляд.
Мне еще не представилась возможность вас поблагодарить. Вы мой спаситель.
Рад был помочь.
Прекрасная машина для бегства новобрачных.
Коултон успел переодеться в джинсы и белую рубашку. Черные его волосы, мокрые от недавнего дождя, были зачесаны назад.
Это авто достояние Вудмонта. В гараже стоят еще несколько ретроавтомобилей. Сколько у нас осталось до торжественных проводов?
Двадцать минут.
Отлично. Значит, успею вернуться. Забыл привязать жестяные банки.
Вы, я вижу, стараетесь не жалея сил.
Конечно же! У старшей сестры самый главный в жизни день.
Улыбаясь, она глядела вслед убегающему Коултону и никого не замечала поблизости, пока не услышала осторожное:
Либби?
Знакомый низкий голос заставил ее повернуть голову к широким ступеням крыльца. К ней, неуверенно улыбаясь, поднялся бывший муж.
Джереми? Что ты здесь делаешь? В ее полушепотом произнесенных словах явственно звучали любопытство и страх.
Я заехал к тебе, но твоя соседка сказала, что ты снимаешь здесь свадьбу. Надеялся, вдруг у тебя возникнет маленький перерыв.
Джереми был на дюйм ниже ее. У него было атлетическое телосложение, которое он старательно поддерживал, бегая трусцой и по несколько раз в неделю качаясь в спортзале. Светлые его волосы уже начали понемногу редеть, а морщинки вокруг рта и карих глаз сделались глубже.
Либби едва не наклонилась его поцеловать, но вовремя спохватилась. Развод их прошел достаточно цивилизованно но все же развод есть развод.
Я решил привезти кое-какие твои вещички, оставшиеся у нас в доме в Дэйле. Я взялся расчищать и перекрашивать свободную комнату и наткнулся на них.
Свободную комнату они предполагали отвести под детскую. Так что имело смысл использовать ее как-то более практично. Когда Либби съехала из их трехэтажного жилища, Джереми выкупил ее часть дома. Эти деньги помогли ей временно обосноваться в Ричмонде, а также обзавестись более шустрым компьютером и новыми линзами к фотокамерам.
Устроишь себе дома кабинет, о котором всегда мечтал?
Джереми пожал плечами и опустил взгляд к своим рукам, выставив лишенный кольца безымянный палец:
Я снова женюсь.
О, вот как. Она ожидала ощутить укол грусти, однако почувствовала словно легкую пощечину, хотя уже и видела в интернете их фотографии. Поздравляю, рада за тебя.
Ее зовут Моника Петерсон.
Точно. Помощник адвоката у тебя в конторе. Либби мысленно сравнила облик этой спортивной, подтянутой женщины с короткими черными волосами и цепким взглядом с собственным нынешним видом, к которому напрашивалось сравнение разве что с тонущей крысой. Джереми с Моникой вместе состояли в группе бегунов своей фирмы, и Либби даже несколько раз примыкала к ним в соревнованиях.
Да, кивнул Джереми.
Поздравляю, рада за тебя, повторила она, точно поцарапанная пластинка.
Взгляд его скользнул по широкому парадному крыльцу, роскошно убранному цветами.
Совсем не так, как было на нашей свадьбе.
Ага.
Они поженились втихую, однако месяц спустя после их свадьбы ее отец закатил пышный званый ужин в загородном клубе с родственниками и друзьями.
Очень жаль было услышать о твоем отце, сказал Джереми.
Признательна тебе за цветы и открытку с соболезнованиями.
Мне нравился твой отец. Он был достойный человек. Когда он поднимал за нас тост на той вечеринке, он как будто был счастлив за нас.
Он и впрямь был за нас счастлив.
Это был поистине идеальный уикенд. Где-то ближе к полуночи они вдвоем покинули вечеринку и отправились на машине в старинную мини-гостиницу, где предались любовным ласкам. Это был один из считаных случаев, когда ни на одного из них не давила работа и надвигающиеся сроки. Отец однажды обмолвился Либби, что их развод украл у него сына.
Тебе вовсе не надо было пилить в такую даль, сказала она. Мог бы отправить мне по почте или вообще выбросить. Если я до сих пор этих вещей не хватилась, то вряд ли они мне так необходимы.
Джереми всегда был очень внимательным и деликатным. Он старался не выдавать своего огорчения, когда Либби раз за разом теряла плод. Однако его тихая доброта лишь еще больше подогревала в ней ярость. Как он мог не бесноваться из-за этого?!
Я думал сообщить тебе о своей женитьбе лично. Не хотел, чтобы ты узнала об этом из «Инстаграма». Он сунул руку в карман и с глухим позвякиванием стал перебирать в нем мелочь.
Либби по-прежнему следила за его существованием и время от времени заглядывала на его страничку. Она надеялась, что жизнь у Джереми, как и у нее, застряла на нейтрале. Но, по всей видимости, это было не так.
Пошли, предложила Либби. Показывай, где ты припарковался. Переправлю вещички к себе в машину.
Отлично.
В молчании они двинулись по усеянной лужицами гравийной дорожке в сторону парковки. Когда они были мужем и женой, Либби никогда не угнетало такое взаимное безмолвие, равно как не беспокоило и Джереми. Теперь же это будто вызывало в нем дискомфорт.
Хекманы наконец переехали, сообщил он.
Супруги Хекман были их престарелыми соседями по дуплексу[1]. Они оба были вегетарианцами, и миссис Хекман пила столько морковного сока, что, казалось, и сама сделалась такой же оранжевой.
Сколько, интересно, они там прожили? Лет тридцать тридцать пять?
Сорок. Сейчас переехали в Теннесси, поближе к своим детям.
За них можно порадоваться.
Миссис Хекман была помешана на здоровом образе жизни и с фанатичной настойчивостью поила Либби свежевыжатым морковным соком всякий раз, когда та оказывалась в положении.
Джереми оглянулся на оставшийся позади особняк, из которого начали понемногу выходить на воздух гости.
С работой у тебя, я вижу, все отлично.
Да. Я бы даже сказала, преуспеваю.
Как только они с Джереми решили завести ребенка, Либби пришлось прекратить проводить своим больным сеансы химиотерапии. А после двух оборвавшихся беременностей ее намерения ухаживать за больными и умирающими вообще иссякли напрочь. Тогда-то, с благословения Джереми, она и начала профессионально заниматься фотографией.
Моника ждет ребенка.
Ее словно ударили в живот, и только что сидевшее в ней самообладание, которое усилием воли удалось собрать, вдруг разом исчезло. В сознании тут же закружились мысли о так и не рожденных детях, и вся ее давняя боль, с таким старанием запертая подальше, отчаянно забарабанила, просясь наружу. Несколько мгновений Либби не в состоянии была сказать ни слова, боясь, что ее тон выдаст безысходную, страшную тоску.
Я понимаю, насколько для тебя тяжела эта тема, поспешно добавил Джереми.
Это была их тяжелая тема. Их потери. Их боль. Теперь же это был лишь для нее больной вопрос.
Мне следовало сказать тебе об этом еще несколько месяцев назад. Но я знал, как тяжело ты переживаешь потерю отца.
Несколько месяцев? Когда же у нее срок?
Через пару недель.
Либби кашлянула, прочищая горло.
Вот это да! Потрясающая новость.
Интересно, он припас уже футболочку с эмблемой «Nationals»?
Ты очень расстроена.
Нет. Просто удивлена. В доказательство того, что не питает мрачных чувств и что нормально все восприняла, Либби обняла его. Я знаю, как долго ты этого желал.