«Крутая тусовка», уважительно подумала девушка, прячась за колонну у входа.
Официальная часть банкета, очевидно, подходила к концу, потому что сухопарый дяденька в смокинге торжественно проскандировал:
Поз-драв-ля-ем!
Гости поднялись с мест и вереницей потянулись к восседавшему во главе стола Свешникову. Тот милостиво улыбался и пожимал руки жестом, достойным крестного отца.
Сабина явилась последней, и в поздравительной суматохе на нее не обратили внимания. Воспользовавшись моментом, она без помех отыскала за столом свободное место. С дегустацией она решила повременить, наблюдать за происходящим было гораздо любопытнее. Будучи журналисткой до мозга костей, Сабина не была бы собой, если бы не разнюхала здесь какой-нибудь скандальной истории. Торжество случилось незадолго до выборов, и, по ее мнению, за столом собрались потенциальные спонсоры.
«Сплошные денежные тузы! Вот с кем надо дружить!» разглядывая гостей, завистливо думала она. Внезапно вместо сидевшего напротив внушительного толстосума ей почудился холщовый мешок, доверху набитый новенькими долларами. Картина была настолько реалистичной, что Сабина невольно потянулась к хрустким зеленоватым купюрам, ее рука беспомощно повисла в воздухе, тщетно пытаясь схватить воображаемые банкноты. Опомнившись, она густо покраснела и воровато огляделась: не заметил ли кто ее странной выходки? Окружающие, поглощенные чествованием именинника, не обращали на нее внимания.
«Вот сморозила», корила она себя. На память пришел забавный афоризм Орбена, утверждавшего, что «Деньги грязь, но грязь лечебная», и Сабину понемногу отпустило.
«Деньги все любят, и ничего позорного в этом нет», оправдала она себя и продолжила наблюдать. Просидев в засаде около получаса и получив представление о происходящем, она наконец решилась обнаружить свое присутствие, встала и решительно направилась к мэру.
При виде журналистки Свешников лицемерно осклабился, обнажив хорошо смонтированные фарфоровые челюсти, его маленькие хитрые глазки беспокойно забегали, похоже, мэр что-то замышлял.
О! Вот и наш очаровательный рупор, засмеялся он, поднимаясь навстречу.
Свешников постучал вилкой по бутылке «Реми Мартин», дабы привлечь внимание присутствующих, покровительственно обнял Сабину за плечи и торжественно провозгласил:
Позвольте представить, господа! Звезда журналистики и наш бескомпромиссный городской глашатай Сабина Тим. Прошу любить и жаловать! С этими словами он бурно зааплодировал.
Следуя его примеру, гости поднялись с мест и оглушительно захлопали. От смущения и неожиданности Сабина залилась краской и внезапно рассердилась. «Дешево покупаешь, дядя, мысленно негодовала она. Я же не дура на лакейские подачки клевать».
Присаживайтесь, милая. Здесь, возле меня. Сегодня наш вечер. Мы с вами его заслужили. Благодаря вам сегодняшнее интервью прошло блестяще. Остро, ярко, с перчинкой, соловьем заливался Свешников, его цепкие серо-голубые глазки подернулись салом.
«Будто холодный борщ», неприязненно подумала Сабина, вида, однако, не подала и, простодушно улыбнувшись, уселась рядом с виновником торжества.
Думаю, нам пора перейти на ты. С этой минуты я для тебя просто Миша, не унимался успевший захмелеть мэр.
Хорошо, Миша. Договорились, продолжая нарочито приветливо улыбаться, согласилась Сабина.
«Ишь, старается, хитрец. Из кожи вон лезет. Только мы еще посмотрим, кто кого объегорит», злорадно думала она, исподволь наблюдая за распушившим хвост Свешниковым.
Наконец мэр отвлекся на очередного поздравителя и оставил ее в покое. Ковыряясь в крабовом салате, она украдкой изучала присутствующих: было много известных в городе людей важных чиновников и бизнесменов. По правую руку от мэра сидел его бессменный собутыльник и без пяти минут депутат Парамонов, за ним вечно хмурый главный прокурор Кислов, чуть дальше с дорогущей бриллиантовой булавкой на галстуке владелец ликеро-водочного завода Шинкарев.
Так называемая группа поддержки Димыч с Антохой застыли поодаль, время от времени бросая на Сабину встревоженные взгляды, заклинавшие не заикаться о дорожном инциденте. Она заговорщически подмигнула Антону (на Димыча все еще сердилась), давая понять, что закладывать братков не намерена.
Оказавшись в центре внимания столь важных персон, Сабина чувствовала себя крайне неуютно. Ловя на себе взгляды присутствующих снисходительно-любопытные мужские и откровенно презрительные женские, как бы говорившие: «Очередная штучка Свешникова? Ну-ну, милочка. И не таких видали», Сабина отчаянно нервничала. Поминутно ерзая и поеживаясь, она уткнулась носом в тарелку, стараясь не смотреть по сторонам.
Чтобы описать охватившее ее, казалось, давно забытое чувство неполноценности, выражения «не в своей тарелке» явно недостаточно она была «не в своем тазу», «не в своей лодке» и даже «не в своей жизни». Да, именно, «не в своей жизни», так будет уместнее. Все эти всемогущие снобы с их расфуфыренными надменными женами не принимали ее всерьез, они смотрели на нее сверху вниз, как на диковинного зверька, выставленного на обозрение для развлечения почтенной публики.
Проницательный Свешников заметил нервозность новой пассии и усердно подливал ей в бокал шампанское. На исходе получаса голова Сабины медленно поплыла, закружилась, затем внезапно прояснилась, и окружающие ее предметы приобрели предельно четкие очертания, а лица странную яркость и выпуклость. Она опьянела. Затем все закрутилось в какой-то бешеной круговерти, и она уже не пыталась разобраться в словах, людях, знакомствах. Понеслась бесшабашная карусель хмельной вечеринки, гремела музыка, мелькали чьи-то лица, звенели бокалы, иногда всплывало красное обрюзгшее лицо Свешникова. Сабина с кем-то знакомилась, хохотала, танцевала, срывала комплименты. Около половины двенадцатого торчавший у выхода с пуленепробиваемым лицом Димыч подошел сказать, что в ее сумочке надрывается мобильник. Сабина, флиртовавшая с владельцем торгового дома «Шик», не сразу поняла, в чем дело, а сообразив, поспешила к брошенной сумке. Проверила телефон и обнаружила, что ей звонил Павел. Пять раз звонил. Сабина откровенно позлорадствовала: «Что, дружок, спохватился? Поздновато. Вот теперь я вне зоны доступа».
И в ту же секунду мобильник в ее руках запиликал, на дисплее высветилось «Паша». Поколебавшись, Сабина все же решила ответить:
Что случилось, дорогой? Неужели соскучился? как можно язвительнее спросила она.
В трубке послышался сиплый, совершенно больной голос Павла:
Сабина, нужна твоя помощь. Подъезжай к «Джитек». Это срочно! Только не к крыльцу подъезжай, встань с торца.
Сердце девушки екнуло, как бы она ни злилась на Павла, но они люди не чужие. По встревоженному голосу любовника она поняла, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Звонить ночью и просить о помощи было не в его правилах. Сабина могла себе такое позволить, он никогда. Вероятно, произошло что-то очень серьезное, если осторожный Паша, заботливый отец и семьянин, трезвонит за полночь и просит помочь.
Что случилось? полюбопытствовала она.
По телефону не могу. Приезжай, отрубил Павел и отключился.
Хмель моментально выветрился. Поразмыслив, Сабина решила, что никуда ехать не стоит. Она изрядно выпила, на улице холодрыга невыносимая, только северного сияния не хватает, да и поздно. Сердечко, однако, ныло, смутное беспокойство мешало забыться и продолжить кураж, а он был в самом разгаре.
В полутемном зале ресторана стоял нестройный гул голосов, слышались пьяные выкрики и хохот. Гости перепились, отбросили условности, многие пили на брудершафт. Член правления крупного московского банка Ефим Каксон настойчиво пытался позвонить кому-то с помощью пульта от телевизора. Коммерческий директор сети АЗС Умаров, интеллигентный с виду человек, заснул в туалете со спущенными штанами. Мертвецки пьяного Свешникова в буквальном смысле вынесли из ресторана и погрузили в машину, как крупногабаритный багаж.