Я ходил между рядов, изучая содержимое стопок. На меня не обращали внимания, чувствовали: не покупатель, а так Первым добытым диском я очень гордился. Долго пересказывал подробности покупки. Разумеется, на последующем обмене «пластов» меня обманули, всучив невероятную ерунду. Но я сумел выкрутиться: нашел в городе фаната той ерунды.
«Бизнес» закончился неожиданно. В тот день мы поехали на «тучу» вдвоем с Юркой. Я с полным набором «пластов», а Винил налегке. За полчаса выгодно выменял «Айрон Мейден» восемьдесят первого года издания на «Скорпионс» семьдесят девятого. А уж «Скорпионс», в свою очередь, был продан безымянному меломану с вентиляторного завода. И немедленно купил то, что давно хотел купить пластинку английской группы «Джудас Прист», альбом «Дефендерс оф ве файт» восемьдесят четвертого года.
Вдруг Винил толкнул меня в бок. Я обернулся: приближалось несколько угрюмых парней.
Валим отсюда! прошипел он. Быстро!
Зачем? Ты же тут всех знаешь!
Парни подошли ближе. Один неожиданно схватил Винила за ухо и начал закручивать по часовой стрелке. Тот заорал.
Где деньги, сука?
Вопрос был задан тихо и внятно.
Тут прохрипел Юрка и неожиданно указал пальцем на меня.
Пацаны подскочили, кто-то ловко подсек меня сзади, я упал, они добавили каблуком в зубы, а потом вырвали из кармана деньги и пачку с «пластами».
Обратно возвращался один. Разбитый и ограбленный. Вечером поплелся к Гадюкину. Еще с третьего этажа услышал голоса. Винил частенько курил с приятелями на лестничной площадке.
Короче, какие-то козлы сегодня нас с Палычем на «туче» пытались бомбануть Я ножик достал, кричу.
Что?
Ну Типа, подходи, порежу! И ведь порезал бы.
И чё?
Пауза. Шумный звук выдыхаемого дыма.
Да ничё Испугались, разбежались Палыч, правда, все «пласты» потерял в суматохе
Да Ты крутой А Палыч-то так Размазня
Угу Кстати, тебе «Джудас» восемьдесят четвертого не нужен?
Я замер. Как так?! Первым порывом было взметнуться наверх и запинать маленького негодяя. При моём перевесе в габаритах и физической силе дело плёвое. Но что-то меня остановило. Я взглянул вниз, на свои ботинки и поскрёб ботинком ступеньку, будто вычищая подошву от невидимого и вездесущего дерьма. А потом направился вниз, демонстративно громко стуча по лестнице. С тех пор я с Винилом больше не общался. Даже не разговаривал. Как будто его нет, будто он умер
Спустя много лет я оказался на городском кладбище проведать безвременно погибшего друга. Аккуратно положил цветы к гранитному постаменту, немного постоял, помолчал И вдруг услышал знакомые слова:
А фига ли ты хотел? Жизнь знаю
Я обернулся. Неподалёку несколько потрёпанных жизнью личностей поминали усопшего боярышником. Возле свежего холмика валялись лопаты. Присмотрелся: личности определённо мне не известны. Перевел взгляд на фотографию на деревянном кресте и замер: с чёрно-белого овального снимка улыбался Юрка Гадюкин, он же Винил. Я дал типам пару тысячных купюр, а взамен попросил рассказать подробности гадюкинской жизни. Они охотно согласились.
Последние годы жизни Винил, переживший два развода, много пил, курил по две пачки «LM» в сутки, считал себя алкоголиком и утешался тем, что «алкоголизм излечим, а пьянство нет». И, соответственно, задолбал всех, паразитируя на жалости близких.
Когда от него ушла последняя пассия, он повадился каждый день таскаться к ней домой. Стонал, валялся на коврике, ныл про любовь, блевал где-то неподалёку. Потом начал заверять, что повесится, застрелится, отравится или еще что-нибудь. Когда этот цирк надоел, вызвали милицию. Гадюкина забрали за хулиганство.
«Со мной не захотели говорить по-мужски и сдали ментам», говорил он, добавляя с какой-то странной гордостью, что «отсидел двенадцать часов в «обезьяннике». А потом он действительно пробовал травиться. Сожрал полпачки транквилизаторов, обзвонил всех, сообщил, кого конкретно винить в его смерти. Один из родственников встревожился и вызвал «скорую».
Гадюкин так искусно бился башкой о стены, что врачи сочли за лучшее забрать его с собой. Он провел несколько часов в реанимации, потом был переведен в общее отделение. Приходила мама, беззвучно, по-стариковски, плакала. На следующие сутки его выписали.
И вот похороны. Потрёпанные личности допили боярышник и тактично ушли. А я стоял у могилы и молчал. К чему громкие слова? Винил так театрально готовился к смерти, но откинул копыта без спецэффектов просто задохнулся пьяный в блевотине. Его быстро и молча похоронили, обозначив на металлической табличке годы жизни. А чуть ниже овала, по инициативе похоронных дел мастера, было выбито: «Жизнь коротка».
Сильвестр
Думаю, никто не пользовался большим авторитетом у советских мальчишек, чем Арнольд Шварценеггер, Сильвестр Сталлоне или Брюс Ли. Каждый школьник грезил о том, как станет мускулистым качком или умелым каратистом с обалденной растяжкой. В кинотеатр на показ русского боевика «Фанат» с Алексеем Серебряковым мы ходили раз десять. И чуть ли не плакали на финальных кадрах, когда главный герой в прыжке летел на вражеский автомобиль
Эпоха видеосалонов закрепила результат, а голливудские киногерои завершили воспитание: нам тоже хотелось быть сильными и бесстрашными, умело бороться со злом и красиво побеждать эффектной «вертушкой с ноги». Иногда мы даже разговаривали цитатами из этих фильмов, а порой казалось, что поголовно стремимся «записаться в мафию» только ради того, чтобы её же и победить.
Культ силы стал популярен как никогда. Но большинство подростков переживали его в мечтах: «Вот если бы я стал здоровый, как Арнольд (Сильвестр), то сразу навешал люлей Вовке (Димке) из соседнего двора»
Иногда мечты становились реальностью. Одноклассник Женька (или Джон, как называли всех Евгениев в принципе) поделился идеей по устройству собственного спортивного зала, «качалки».
Дворники в подвале свою чепуху хранят, сказал он. Если с ними поговорить, может, и освободят комнатушку. А метлы и под лестницу можно сложить.
И что там делать?
Штангу поставим. Гантели. Гиря у меня есть. Качаться будем!
Идея стать отечественными Шварценеггерами увлекла. Дворникам действительно оказалось без разницы, где хранить свой инвентарь, и мы фактически на законном основании заняли подвальную комнату. Прибрались, вымыли бетонный пол, покрасили масляной краской стены, поставили новую дверь и врезали замок.
Пока возились с ремонтом, зашли двое дворовых «старшаков», Сергей и Вовка, которого все почему-то называли Сильвестром.
Что мутим? спросил он.
Да вот, качалку.
А станки есть?
Мы переглянулись и поняли, насколько наш теоретический уровень оставлял желать лучшего. Серега тоже добавил ещё пару дельных замечаний, и оба были немедленно приняты в члены физкультурного кооператива.
Их участие оказалось крайне полезным: Серега трудился сварщиком на заводе и легко решил вопрос с инвентарём: появились станки для жима, брусья, самодельная штанга. Вскладчину купили гантели, Джон приволок из дома гирю. И в этот момент выяснилось, что толком не знаем, что делать дальше. Вернее, мы видели где-то пару-тройку упражнений, что делать толком никто не знал. И спросить-то не у кого: в годы тотальной «производственной гимнастики» слова «культурист» или «бодибилдер» приравнивались к ругательствам.
Выручил Сильвестр. С первого курса института его забрали сторожить Родину. Отслужив, он успешно восстановился в вузе. В свободное от учёбы время занимался разного рода спекуляциями и вообще вёл в меру разгульный образ жизни. Откуда-то у него оказалась переводная литература с методикой отца-основателя культуризма Джо Уайдера. Именно из этих журналов, скопированных на плохоньком советском ксероксе, мы узнали, как действительно нужно тренироваться.