Несмотря на постоянные столпотворения на борту корабля, было очень сложно поступить по-другому. Дэву всегда с трудом давалось заставить себя заговорить с людьми на любом уровне, более личном, чем вежливое приветствие или отдача распоряжении. Фактически близко расположенные жилые отсеки «Орла» увеличивали стремление Дэва к изоляции, пока неделя за неделей проходили в бесконечной монотонности К-Т пространства.
Большинство военного персонала, имеющего опыт службы в Гегемонии, имело тенденцию к адаптации почти нихонджинского ощущения собственного пространства, уединению сознания там, где физическое уединение было чрезвычайно трудно отыскать, и Дэв не являлся исключением. Империалы называли это найбуно секай – внутренний мир, – и стены, которые он воздвигал, были в такой же степени непроницаемыми, как и дюрасплавовый корпус. Мужчина и женщина могли гневно пререкаться друг с другом рядом с переборкой основного коридора, а другие просто проходили мимо них, даже не видя. «Выборочная» слепота позволяла членам экипажа поддерживать нормальное психологическое состояние день за днем в нескончаемой и неизменной рутине космического полета.
Корабли были переполненными. «Орел» был гигантом, 395 метров в длину и весом в восемьдесят четыре тонны, но большую часть его туши занимали электростанция, двигатели и топливные цистерны. Четыреста мужчин и женщин ютились в двух вращающихся отсеках жизнеобеспечения, которые могли удобно разместить лишь пятьдесят.
Самой лучшей терапией того давления, которое налагал переход через К-Т пространство, было время доступа к ВИРком-модулю, разделенное поровну на всех людей. Там на час или два каждый день мечты становились реальностью, и зловонная, тесная монотонность корабельной жизни могла быть на время забыта. Дэв, конечно, проводил большое количество времени в многоканальном подключении к членам экипажа. Было необходимо участвовать в конференциях и собраниях, становившихся все более нудными сессиях планирования, но взаимодействие там было безличным и сугубо профессиональным. Он мог считать большинство офицеров «Орла» друзьями, включая Лару Андерс, своего старшего пилота, и Лизу Кеннеди, ее нового шкипера. Но неписаный закон, существовавший из века в век с тех пор, как деревянные корабли бороздили просторы морей, гласил, что ни один командир не может позволить себе дружбу, платоническую или любую другую, которая нанесла бы ущерб его способности командовать.
Так что, несмотря на столпотворение, Дэв чувствовал себя одиноким. Его чувство изоляции постоянно возрастало с момента поспешного отбытия с Геракла. Он с трудом понимал тех, с кем разговаривал, часто упускал эмоциональное сопровождение и жестикуляцию собеседника, являвшиеся основой любого разговора. Подключение к ВИР-туальной реальности делало вещи такими легкими, удаленными, отделенными и безопасными, что он отдавал предпочтение именно ей.
Он скучал по Кате, тосковал по ней еще больше, если это вообще возможно, чем в прошлый раз, но она была там, где должна быть – со своим полком на борту другого корабля. Она преодолевала путь к Алии на борту «Виндемиатрикса» и не могла перейти на «Орел» вплоть до их прибытия на место назначения. В любом случае, после ужасного кошмара в грузовом отсеке он едва ли посмел бы открыться кому-нибудь. Командование гарантировало ему уединение, которое он сейчас очень ценил.
ИИ продолжал выдавать ему уровень техномегаломании в четыре десятых. Он был убежден, что с ним что-то не так, что-то тянулось из ксенолинка. Он разрывался… с одной стороны ужасаясь силе, которую испытал во время ксенолинка, а с другой стороны, мечтая о чувстве силы, законченности и полноты, которые ощущал во время подключения к корабельному ИИ. Сначала он не мог связать эти два ощущения, кажущиеся совершенно различными, пока, наконец, не стал задаваться вопросом, не может ли удобное окружение корабельного ИИ в какой-то степени заменить ему более обширную и основательную трансформацию сознания и тела, которые он короткое время чувствовал на Геракле.