Теперь Эльвира делилась с невидимками подробностями интимных привычек Вовочки. Еще весь колыхаясь внутри, как степлившийся студень, от пережитого ужаса, Вовочка встал на неверные ноги и прошел на кухню. Кастрюля с борщом стояла на плите. Вовочка взял со стола сахарницу и высыпал в борщ. Голоса разом смолкли. Вовочка поднял над головой и швырнул об пол стопку тарелок, выбил табурет из-под чьей-то задницы, взял спички и хотел было поджечь занавески, но передумал и бросил спички в борщ. Туда же он опорожнил пепельницу. Кто-то осторожно, роняя все на своем пути, пятился к выходу из кухни; потом побежал и упал, вскочил и побежал дальше. Вовочка торжествующе захохотал. Ему стало легче. Немного не довершив разгрома, Вовочка выглянул в прихожую. Никого не было. Дверь осталась приоткрытой, и за дверью была просто лестничная площадка. Кошмар кончился, понял Вовочка, и заторопился - вниз, вниз по лестнице, на второй этаж, на первый, на улицу…
Ох, не стоило ему торопиться! У дверей подъезда стояли часовые, прямо напротив двери, в песочнице, было оборудовано пулеметное гнездо, а на въезде во двор стоял, растопырив во все стороны стволы пулеметов и пушек, пятнистый многобашенный танк. Пока ошалевший Вовочка понимал, что к чему, к нему подошел офицер в форме внутренних войск; на одном плече его был погон с четырьмя маленькими капитанскими звездочками, а на другом - с одной средних размеров майорской.
-Гражданин Беззубкин? - скучным голосом спросил капитан-майор. - Пожалуйста, встаньте вот сюда, к стенке. Так, ноги на ширину плеч, руки можно за голову… Азизов, Алиев, Аванесян - ко мне! Становись! Товьсь! Гражданин Беззубкин, ваше последнее слово.
-Последнее? - переспросил Вовочка. - Как это - последнее? За что?!!
-Зафиксируйте: последними словами гражданина Беззубкина были слова: «Как последнее» и «За что», - сказал капитан-майор вынырнувшему из-под его локтя плюгавенькому солдату с блокнотом. - Упускаете шанс, Беззубкин, - усмехаясь непонятно чему, сказал он Вовочке. - Как знать, Владимир Иванович, может быть, от вас сейчас судьбы мира зависели? А? Ладно, - сказал он как бы сам себе, - подождем немного, авось, что и придумается… Даю вам минуту на размышления.
Это была, наверное, самая длинная минута Вовочкиной жизни. Густой непробиваемый туман, обволакивающий все извилины, не давал пробиться ни единой мысли - Вовочка только и мог, что переводить глаза с одного автоматного зрачка на другой, потом на третий, и обратно. "Азизов, Алиев, Аванесян, - думал он. - Почему они все на "А"? Это неспроста…"
-Минута прошла, - сказал капитан-майор, пряча в карман часы. - Итак, ваше последнее слово?
В глазах у Вовочки померкло, и он только и смог, упав на колени, простонать:
-Братцы! Отпустите, Христа ради!…
-Это все? - разочарованно спросил капитан-майор. - Это-то нам как раз очень просто сделать. Идите, Владимир Иванович. Но только в дом. Выходить вам пока нельзя. Когда придет время, вам все объяснят. Идите.
Вовочка не двинулся с места, а капитан-майор повернулся и пошел прочь какой-то совсем не офицерской походкой, устало волоча ноги, и Вовочка слышал, как он бормочет: «Говно народ. Раз в тысячу лет, может, выпадает такое… Раньше вон душу за это продавали, а теперь - отпустите да отпустите…»
Не помня себя, Вовочка вплыл в подъезд. Сил не было никаких и ни на что, даже на то, чтобы добраться до квартиры, и он сел на ступеньку и сидел долго, обняв толстенный железный прут перил и уставившись взглядом на щербину в кафельном полу - выпавшая плитка была как пустое место между Зубами.