Пекарша остановилась на вытоптанной дороге, что проходила между соседствующих домов одинокой улицы. Её взгляд застыл, на мгновение помутнев от блеклого, мелькающего света. Она замерла, сдерживая накатывающиеся слёзы. Платок. Белоснежный платок развевался, зацепившись за обугленную палку. На нём пестрела вышитая надпись: «Ленн». Кира взялась за платок. Холодный и мокрый, но блистательно чистый, словно нетронутый окружающим пеплом. Западный ветер колыхал его в восточную сторону. Кира обернулась против ветра. Её волосы поднялись, прикрыв намокшие щёки. Её родители висели на самодельных столбах, не больше двух метров в высоту. Обвязанные по груди и шее так плотно, что их рёбра вырывались через окровавленную верёвку. Их тела были изувечены множеством глубоких порезов. Белое светлое одеяние окрасилось в горький каштан, а от запоминающихся прекрасных лиц, лишь тёмно-алые пятна. Кира упала перед ними на колени, безуспешно пытаясь вырваться из лап страха и скорби. Чувства прицепили её к земле, словно металлические прутья. Её тело сгорбилось так, что, казалось, голова вот-вот падёт на землю, не в состоянии удержать шаткое равновесие. Она рыдала на холодной, промокшей от моросящего пепла, крови и слёз, тропе, выдавливая из себя слабость и боль до последней капли. Её жалобное рыдание было слышно отчётливо, особенно на фоне гнетущей тишины, и лишь прозорливые вороны, словно подпевали под жалостливые вздохи.
Война пришла, сказала Космея, прикуривая очередную сигарету. Будет весело.
Кира не могла успокоиться, хотя и старалась спрятаться от, равнодушной до изумления, курильщицы. Космея сделала несколько резких шагов вперёд и наклонилась, грубо схватив Киру за шею.
Вставай. Поднимайся! завопила она, протягивая свою чёрную руку.
Кира рефлекторно схватилась за её руку, и поднялась на ноги, взглянув ей прямо в глаза. Курильщица провела дряблыми пальцами по её щекам, словно сняв детский румянец:
И не смей рыдать. Чтобы я больше не видела слёз на твоих щеках, воодушевлённо и храбро произнесла она.
Кира подняла глаза, взглянув на повешенных родителей:
Нужно похоронить их.
Похорони, если видишь в этом смысл. Мёртвым не нужны почести, они нужны лишь живым.
Космея вытащила из-под плаща скромную бутылочку с маслом и вложила её в руку Киры:
Лучше сожги, чтобы ни черви, ни стервятники, ни псы, не добрались до их тел.
Кира взглянула на, плавно переливающееся, масло. Её рука дрожала, горечь потери казалась невыносимой, но надменная самоуверенность Космеи передавалась, словно морозная буря. Бутыль ловко откупорилась, едва Кира потянула за мягкую пробку. Она облила тела матери и отца, вылив всё до последней капли, и, схватив уже потухший, но ещё искрившийся, факел, поднесла к почернелым столбам. Тела родителей моментально вспыхнули синим пламенем, заставив Киру попятиться назад. Это явно было необычное масло, но её это слабо волновало. В холодных зелёных глазах искрился огонь. Вся её жизнь сгорала на двух забитых колах, на обрушенных крышах домов, на изувеченных телах, на унесённом, уже забытом, запахе хлеба.
Кира не успела опомниться, как солнце начало заваливаться за горизонт, едва просвечиваясь сквозь толщи дыма и туч. Слёзы испарились с её бледного лица вместе с диким пламенем. В ней не осталось ни боли, ни жалости, ни страха, лишь злоба и хладнокровие, окутавшие все её мысли. Решительное, запутанное чувство мести, которое хотелось утолить, в которое хотелось погрузиться всё сильнее. Оно дурманило, словно крепкое вино, и вызывало неутолимую жажду. Космея, будто вновь появилась из ниоткуда и бросила перед ней идеально сложённою стопку одежды, которая источала странный аромат серы.
Переоденься. Негоже садиться на коня в обгаженном платье.
Кира осмотрела себя. Её внешний вид и правда оставлял желать лучшего. Мокрые, жёлтые концы голубого платья, грязные башмаки и отталкивающий запах пота, крови и гари.
На коня?
Ну, можешь остаться здесь если хочешь. Среди пепелища и дерьма. Или отправиться со мной на север.
Что там, на севере?
Война, с ухмылкой промолвила Космея.
Кира переоделась. Коричневого оттенка штаны, чёрные высокие сапоги с плоской подошвой, того же цвета рубашка, явно мужская, и ремень с, закреплёнными для клинков, ножнами. Она подняла короткий отцовский клинок. Лезвие продолжало чарующе блистать серебристой отделкой. На острие всё ещё виднелись алые капельки крови, что напоминали о, чудом минувшей, смерти. Кира спрятала клинок за пояс и подошла к Космее, которая поглаживала гнедого коня, облачённого в алланарские доспехи.
Где ты его взяла? спросила Кира.
Убила аллана и забрала у него коня. Очевидно же. На тебе, кстати, его рубашка.
Космея умело запрыгнула на лошадь и протянула руку. Ленн схватилась и с трудом уселась сзади. Она впервые сидела верхом на коне и чувствовала, как её ноги нервно трясутся. Жеребец казался чрезмерно высоким, а его агрессивный, вспыльчивый нрав ощущался всем телом.
Не бойся его, он это чувствует. Пускай лучше он боится тебя, поучительно заявила Космея.
Она вновь закурила. Трудно посчитать в который раз. Дорога шептала, страстно приговаривая: «Ступай». Вечернее солнце светило им в лица. Свежий ветер вновь ударил в нежное лицо пекарши, заставив её почувствовать себя спокойнее. Она крепко упиралась в спину дымящей, словно полыхающая печь, девушки впереди себя, вызывая у неё издевательский смешок. Позади замерзала Тренна. Её вечнозелёный родной дом. Она обещала Космее не плакать. Да и все её слёзы уже остались позади. Кира смотрела вперёд. На бесконечную, пустую дорогу. На её новый путь.
Алланария варварский сброд разбойников и убийц, прикрывающихся под оранжевым знаменем государства. Они привыкли называть себя «алланарцами», но для всего цивилизованного мира они просто алланы, и считают такое обращение оскорбительным. Алланы заняли западную часть суши, и ладно бы жили там у себя на отшибе, но нет. Их разбойничий образ жизни и постоянные, беспощадные набеги на соседей, сделали их врагами всех западных народов. Алланы должны сгинуть в пучине истории, и быть забиты до смерти, как подобает бешеным собакам.
Клинн Ша́пир, гретанский писец
Гретань странное государство. У них есть король и плодородная земля. И народ у них такой особенный. Вечно носится со своей поганой верой, как стадо овец. И всего им мало. Больше хочется. Жадные, сытые, податливые. Удивительно, как столь циничные подонки до сих пор не продали собственную страну.
Лер фаль Ба́стенн, алланарский историк
Глава 2
Кровь и месть
Космея всё время курила. Если и доводилось видеть её без дыма на губах, то только потому, что она была занята чем-то более неординарным. Она срывала лепесток, и как ни в чём небывало, закидывала в него табак. Скручивала в тонкую трубочку и невозмутимо прикуривала у первого встречного ей огня, а огонь всегда был при ней. Казалось, что она могла добыть огонь в любом месте, в любое время, стоило ей лишь щёлкнуть почернелыми пальцами. Кроме того, она всегда носила с собой горелки, свечи, масла, колбы со взрывчатыми веществами и воспламеняющимися ядами. Это был её стандартный набор жгучего странника.
Пошатываясь, Кира начала кивать в плечо Космеи. Они продвигались неспешно, но всё же проделали уже долгий путь от Тренны, а конная прогулка укачивала и знатно изматывала.
Эй, что с тобой? спросила Космея у, кивающей носом, спутницы.
Я устала ехать. У меня всё натёрло.
Понимаю. Слезай.
Кира неумело сползла с коня, и, не разглядев дна, споткнулась и упала на землю. Тяжело отдышавшись, она даже и не подумала подняться, торопливо, но осторожно потирая разогнутые ляжки. Космея спрыгнула с коня и огляделась, в очередной раз сорвав пару крупных листов вдоль тропы. На этот раз она изготовила две самокрутки и протянула одну из них, развалившейся на земле, подруге. Кира посмотрела с удивлением, но всё же приняла подношение, сжав сигарету меж розовых губ. Космея прикурила ей тонкой восковой свечой, и Ленн сделала затяжку, почувствовав горечь во рту. Дым обжигал её мягкие губы. Она чувствовала привкус травы и перетёртых корешков, но продолжала затягиваться, пытаясь понять смысл этого сомнительного удовольствия.