— Все одно гяуры! — проревел Энвер. — Разве этот тип не любит якшаться с гяурами? Он считает европейцев лучше нас. Обрыдло мне! В школе говорили, что они лучше, дома то же самое, в кино, в журналах — везде они, а теперь и здесь этот хлыщ предпочитает их общество нашему!
Омер внимательно слушал.
— Честолюбивый тип, ох честолюбивый! — Энвер говорил так, словно рассказывал сплетни о ком-то отсутствующем. — Потому-то дочку депутата и охмурил. Охмурил дочку депутата! — произнес он с расстановкой, наслаждаясь каждым словом. — Интересно, что за девушка эта депутатская дочка? Наш-то, конечно, красавец, ничего не скажешь, а вот девушка что за птица? Письма в розовых конвертиках присылает, а сама-то, поди, уродина? — Энвер вдруг замолчал. На несколько секунд наступила тишина, потом он с деланным гневом заорал снова: — Да что ты за сукин сын такой? Тебе в рожу плюнь, и то промолчишь!
Омер, стараясь не показать, что разозлился, проговорил:
— Ты пьян! Я не могу принимать всерьез то, что ты говоришь.
Но это были пустые, пошлые слова. Осторожные слова заурядного, добропорядочного, учтивого, осмотрительного новоиспеченного богача.
— Ах не можешь принимать всерьез? Не можешь, стало быть. Ладно, я уж скажу, а ты хочешь принимай всерьез, хочешь не принимай. А я скажу… — Он немного подумал. — Вот взять этого Керим-бея. Ты же ногтя его не стоишь, понял? Ногтя!
«Где он этого понабрался? — думал Омер. — Я для него только повод, чтобы излить злобу, но почему он так озлобился?»
— Керим-бей не то, что ты. Ты надрывался, заставлял нас работать, как ишаков, чтобы вовремя успеть. Успел! Обогатился! Но посмотри на Керим-бея. Вот это человек! Он не одними деньгами богат. Какая душа, какое сердце! Знатный род! Его земли за месяц не обойдешь. Он не то, что ты, — ради денег не надрывается. Дай, думает, чем впустую время проводить, немного подзаработаю. У него отец — помещик! Его земли на коне за день не объедешь! Понял теперь, что ты ногтя его не стоишь? Твой-то отец, поди, адвокат или мелкий торговец?
«По лицу понял! — думал Омер. — Понял по моему лицу, что останется безнаказанным, и разошелся вовсю».
— Адвокат, поди? — снова ехидно спросил Энвер. — Мой был военным. И до того почитал военное начальство, что и меня назвал в честь…
— А мой официантом, мой отец был официантом, — перебил его Салих. — Теперь матушка ждет меня домой с деньгами.
— Вот и хорошо! — сказал Энвер. — Мы денег заработали. Спасибо тебе, партнер! — Встав из-за стола, начал прохаживаться по комнате. Подойдя к Омеру, внезапно спросил: — Ты знал, что его отец был официантом?
— Нет, только сейчас узнал, — сказал Омер и смутился, поняв, что в его голосе были жалостливые нотки.
— Так вот знай! — сурово сказал Энвер. — Его отец был официантом. К тому же в отеле «Токатлыян». Прислуживал в ресторане, где обжираются такие беззаботные хлыщи, как ты, а шлюхи из высшего общества строят им глазки. — Покровительственно похлопав Салиха по плечу, прибавил: — Он не может ходить в рестораны из-за этих светских дам, ты это знал?
Омеру не хотелось ничего говорить. Он быстро пил и думал, что если продолжит в этом духе, не успеет даже выйти на улицу, его вырвет прямо здесь.
— Из-за этих светских дам! — повторил Энвер, усаживаясь на стул. — Я, кстати, тоже хочу окрутить одну из этих цыпочек. Аппетитненькую… Такую, как жены тех датчан. Помнишь, Салих, какие были дамочки? Эй, партнер, расскажи-ка, как охмурить женщину из высшего общества, ты же знаешь.