Франция переживает правительственный кризис, растет напряжение в Чехословакии.
Что же теперь будет? — спросил Рефик.
— Да ничего особенного, — откликнулся Омер, поднимаясь на ноги. — В шахматы сыграем. Не правда ли, герр? — Он достал со шкафа шахматную доску и положил ее на трехногий столик.
— Как видите, ваш друг — человек в высшей степени практичный, — сказал герр Рудольф. — Расползающийся по Европе страх его не интересует. Его интересуют только шахматы… — Смущенно улыбнувшись, прибавил: — Впрочем, я, по правде говоря, сейчас тоже не отказался бы сыграть.
— Играйте, играйте, пожалуйста! — улыбнулся в ответ Рефик. — Я не против.
— Всего одну партийку! — сказал немец и тут же покраснел. Потом нетерпеливо пересел за столик. Час назад, когда они только сюда пришли, Рефик в шутку сказал, что хочет не в шахматы играть, а разговаривать.
— Что, побежденный богатырь снова в схватку норовит? — усмехнулся Омер, намекая на игру двухдневной давности.
Раз в два-три дня Рефик и Омер ходили вечером в гости к немецкому инженеру. Тот был очень рад их видеть. Он был одинок. Десять лет назад он приехал в Турцию работать на строительстве железной дороги из Сиваса в Самсун, потом перешел на строительство ветки из Сиваса в Эрзурум. Когда в Германии пришел к власти Гитлер, решил вовсе не возвращаться на родину. Возможно, на это были и другие причины: он однажды упомянул о несогласии во взглядах с отцом — генералом и аристократом, и сказал, что немецкая ограниченность вызывает у него отвращение. Кроме того, сам он говорил, что не хочет уезжать из Турции, потому что очень прилично здесь зарабатывает.
Рефик пододвинул свой стул к столику с шахматной доской и снова спросил:
— Так что же теперь будет? Как вы думаете?
— Теперь я уже совершенно точно не вернусь на родину — проговорил немец. — Если европейские державы позволят Гитлеру взять все, что он хочет, он войну не начнет, но и власть из рук никогда уже не выпустит.
— Ну и пусть его! — сказал Омер. — Оставайтесь здесь. Я и так-то не понимаю, как вы уедете, прожив у нас десять лет. Вы же теперь наполовину турок!
— О, не смешите меня! — улыбнулся герр Рудольф. — А то я из-за вас проиграю.
Наступило долгое молчание. Только радио играло вальс да вьюга выла за окном. Рефик тоже смотрел на шахматную доску. После того как игроки обменялись несколькими ходами, Омер вдруг сделал совершенно неожиданный ход, и стало ясно, что он давным-давно разгадал планы герра Рудольфа. Тот пробормотал что-то на смеси турецкого и немецкого, вздохнул и стал крутить в руках трубку, с которой никогда не расставался. Когда слуга принес чай, он окончательно понял, что проиграл, насупился и с горестным, подавленным видом воззрился на доску.
— Угостите-ка нас коньяком, герр! — сказал Омер, встав из-за столика, и, не дожидаясь ответа хозяина, взял в руки бутылку. — И скажите-ка нам вот что: почему вам показались такими смешными мои слова о том, что вы уже наполовину турок?
— Потому что турки одно дело, а я — совсем другое! — хмуро ответил немец. Он еще не отошел от поражения.
— Куда же вы отправитесь, если покинете Турцию? — поинтересовался Рефик.
— В Америку.
— Что ж вам в Турции-то не сидится? — весело спросил Омер.
— Эта страна мне не подходит.
— Почему? Вы же здесь уже десять лет. Привыкли…
— Тело, может, и привыкло, а душа — нет, — сказал герр Рудольф и приложил руку к сердцу.
— Почему же? — снова спросил Омер.