Что-то я себя не очень хорошо чувствую. — Он сам не ожидал от себя, что скажет это. Так, сказалось почему-то. С места он не встал, продолжал следить за иголкой в тонких пальцах Перихан, за поднимающейся и опускающейся светлокожей рукой. День никак не кончался; для того чтобы он кончился, нужно было, чтобы что-то случилось. Рефик сидел и ждал, сам не зная чего, и молчал. Потом ему захотелось что-нибудь сказать.
— Сегодня я видел эту Гюлер-ханым. Она собирается устроить званый вечер, нас тоже приглашает.
Перихан перекусила нитку и посмотрела на мужа:
— Хорошо, пойдем.
— Пойдем? А что там делать?
— Как что? Сходим, развеемся.
— Нет-нет, что мы там вообще забыли?
— Да мы же сиднем сидим, нигде не бываем. Так хоть на людей посмотрим.
— Нет, дорогая! Мне эти люди не нравятся! Этот Саит Недим… Помнишь, какую он устроил тогда клоунаду? Жалкий фигляр, сынок паши, которого совесть мучает из-за того, что пошел торговать! Может, отец у него и паша, а прадед точно какой-нибудь неотесанный мужлан! И эта его странная сестрица! Неприятная семейка. Не пойдем!
— А я бы сходила, — упрямо сказала Перихан. Выглядела она очень решительно. — Очень милые люди. Мне скучно все время дома сидеть.
— Милые, значит?! — воскликнул Рефик и принялся изображать Саит-бея: — Ах, Европа, Европа! Ах, будьте так любезны! Пожалуйста! Мы так вам признательны! Ах, Париж! Ох, мой отец был пашой! Ай-ай-ай, какая жалость! — Говоря это, Рефик женственно ломался (никогда он не видел, чтобы Саит-бей делал такие движения) и чмокал воздух, изображая, будто целует дамские ручки.
Перихан вдруг нервно рассмеялась.
— Это больше похоже не на Саит-бея, а на тебя самого! — сказала она и начала передразнивать мужа: — Ох, я болен, мне тоскливо! Ах, не могу я ходить в контору! — Перестав гримасничать, Перихан прибавила с прежней решительностью: — Я хочу пойти в гости и развлечься! Ну вот, девочку разбудили.
— Вот, значит, что ты обо мне думаешь?! — заорал Рефик. Он не мог ни о чем думать. Перед глазами стояла недавняя сцена: передразнивающая его Перихан. — Вот что ты обо мне думаешь!
— Я хочу туда пойти и развлечься!
Рефик понял, что жена сказала это не столько из упрямства, сколько из-за уязвленного самолюбия, но все равно остановиться уже не мог.
— Да ты всегда только этого и хотела — развлечься! Не может даже пуговицу пришить, все о развлечениях думает! — Увидев, что Перихан, старательно делая вид, что ей все равно, наклонилась к дочке, Рефик заорал еще громче: — Ты — безмозглая, пошлая, жалкая тварь! — Перихан повернулась к нему. — Тупая, ни на что не годная тварь, понятно?! Ты никогда меня не понимала и даже не пыталась понять!
Перихан тревожно смотрела на него, как на больного.
Рефик выскочил из спальни, изо всех сил хлопнув дверью. Постоял немного, ожидая, не раздастся ли из-за двери голос жены, но было тихо. Тогда он пошел в кабинет. Взял уже прочитанную книгу, все ту же «Исповедь» Руссо. Смотрел на строчки, изо всех сил пытаясь вникнуть в их смысл, читал каждое предложение по нескольку раз, но понять ничего не мог. Отложил книгу, встал, закурил, заметив, как дрожат руки, и начал ходить из угла в угол. Если бы раньше ему кто-нибудь сказал, что жена будет так его высмеивать, а он будет говорить ей такие грубые и жестокие слова, он не поверил бы. Ему казалось, что подобные семейные сцены устраивают только слабые и безнравственные люди. Как же это могло случиться с ним? «Как же так получилось? Почему я сказал такое Гюлер? Как я мог так говорить с Перихан?» Он был не в состоянии дать себе осмысленный ответ.