«Да, прошла жизнь», — думал Джевдет-бей, сжимая локоть Ниган, и, чтобы отвлечься, стал смотреть на море. «Не избавиться! — вдруг ударила его мысль. — От дровяной лавки, от Хасеки, от дома в Вефа, от брата, от этого призрака — не избавиться!» Он смотрел на играющих ребят, но не видел их: в голове хороводом кружились другие образы. Умирал отец, становилась на ноги скобяная торговля молодого Джевдета, а вот он уже начинает делать поставки в Анатолию… Боролся со смертью Нусрет, просил брата позаботиться о маленьком сыне… Вот Джевдет-бей женится, а вот совершает визит к Исмаилу Хаккы-паше, желая заняться торговлей сахаром… Хочет, чтобы в доме всегда было тихо и спокойно, и покупает книги, чтобы его дом был похож на жилище той семьи, о которой он читал, когда учил французский…
— Брось, брось немедленно, запачкаешься! — закричала Ниган-ханым. Джемиль бросил на землю грязную палку.
— Замерз я, пойдем домой, — тихо сказал Джевдет-бей.
Ниган-ханым плотней прижалась к мужу.
На обратном пути воспоминания продолжали свой хоровод, и он даже не пытался их остановить. Время от времени вспоминался ему и призрак. Джевдет-бей решил еще раз предложить Осману выдать Зийе немножко денег, но сын ведь наверняка не согласится. Чтобы не мерзнуть, он стал тереть ладони друг о друга, но быстро устал. Решил сесть в Тешвикийе на трамвай, но отказался от этой идеи. Потом стал думать о том, как ляжет вздремнуть после обеда. Никто не разговаривал. Внуки, должно быть, тоже устали — никуда не убегали, шли рядом. Джевдет-бей пытался утешить себя мыслями об обеде.
Когда проходили мимо мечети Тешвикийе, в голову снова закралась неприятная мысль: «Интересно, смогу ли я еще хоть раз совершить праздничный намаз?» В этот раз он трясся от озноба на холодном ковре, покрывавшем пол мечети, но был рад, что спокойно выдержал это испытание. Неприятная мысль приобрела другую форму: «Интересно, увижу ли я ребенка Рефика?» О беременности Перихан стало известно два месяца назад. «Или новую контору в Каракёе?» Он был против переезда конторы, но на своем настоять не смог и сделал вид, что тоже одобряет это решение. «Скорее бы закончить писать воспоминания! — подумал он, когда они миновали полицейский участок. — Интересно, если посадить в саду лекарственный алтей, вырастет ли он? Алтей, алтей… Как он по-латыни? Lonicera capri… Нет, это, кажется, жимолость… Althea officinalis!»
Сзади вдруг раздался сдавленный хриплый голос:
— Джевдет-бей!
Джевдет-бей обернулся. «Ох, как же старость изменила Сейфи-пашу!» — промелькнуло у него в голове. Перед ним стоял бывший посол Османской империи в Англии, чью блестящую карьеру прервала младотурецкая революция.
— Как поживаете, сударь? — спросил Джевдет-бей.
Словно не слыша его, Сейфи-паша обратился к Ниган-ханым:
— Ниган, доченька, как поживаешь?
Ниган-ханым высвободила свою руку и почтительно поцеловала руку Сейфи-паше.
— Таких людей, каким был твой отец, нынче не осталось! — сказал Сейфи-паша еще более хриплым, чем прежде, голосом. — Какой человек был Шюкрю-паша! Нет теперь таких людей!
Несмотря на то что стоял он с трудом, опираясь на руку слуги, а лицо его стало похоже на морду дряхлого уродливого пса, в Сейфи-паше по-прежнему было что-то внушающее почтение окружающим.
Джевдет-бей не мог сдержать изумления. «Ему ведь, поди, уже за девяносто! Такие долго живут. Потому что не изнуряли себя трудами и заботами, как я. Он еще и меня переживет. Зачем Ниган ему руку поцеловала?»
— Какой человек был твой отец! — повторил паша. — Достойнейший! Не осталось таких людей, не осталось! — Тут он вспомнил про Джевдет-бея.