Вы знаете, я насчитал несколько сотен совсем разных определений культуры в вашем сегодняшнем обиходе. А это, наряду с растущей бездуховностью, тоже, я думаю, свидетельство разрушения культуры, как одной из базовых ценностей здорового общественного сознания.
Коун посмотрел на директора, который слушал его с хмурым видом, не выказывая больше своего отношения к происходящему.
Но основное содержание переживаемого культурного кризиса, невозмутимо продолжил гость, это, конечно, смена способа жизни людей на этом историческом этапе, обусловленная деградацией общественного идеала и закономерным изменением способа производства. Но вы, конечно, сами это прекрасно понимаете.
Ученый народ молчал, не спеша соглашаться вслух с гостем, и даже директор, видимо, так и не собрался с мыслями, что бы дать достойный ответ инопланетному критику. Тот же чувствовал себя совсем комфортно, периодически оборачиваясь к большому окну и с любопытством поглядывая на историческую застройку центра города, видом на которую особо гордился хозяин кабинета.
Да, хотел спросить, если можно, а чем занимается ваша главная лаборатория, в названии которой упоминается проблема разума?
Василий Принцев, сидевший рядом со мной, кажется, обрадовался возможности включиться в разговор, тем более о его лаборатории. Он охотно перечислил основные темы исследований, сделав акцент на работе, связанной с искусственным интеллектом. Вероятно Коуну уже не раз приходилось обсуждать эту тему, поскольку он тут же отреагировал.
Да, да. Я постоянно слышу разговоры об этом, но никак не могу понять какое отношение работа компьютера имеет к человеческому разуму, не считая конечно того, что это разумный человек создал его. Автомобиль помогает быстрее двигаться, а компьютер помогает быстрее считать, комбинировать. Но причем здесь разум? Ведь мыслить с помощью компьютера человек лучше не станет. А дурак с компьютером это, мне кажется, ещё и опасно!
Или я что-то здесь упускаю?
Следующие минут сорок они с Василием были погружены в рассуждения, не слишком понятные большинству присутствующих. И вдруг, в какой-то момент Коун вновь привлек общее внимание, громко заявив что существенное определение человека разумного обязательно предполагает наличие у него развитой способности любить, что формирование этой, исключительно человеческой способности, не только не отделимо от единого процесса становления разумной личности, но является наиболее сложной и одновременно важной задачей развития.
Мне кажется, Василий, уже негромко добавил Коун, что это была бы замечательная тема для вашей лаборатории. Тем более, что любовь явление космическое.
Сказанное настолько тронуло меня, что пришлось обратиться к нашему мудрому гостю с предложением обсудить эту его мысль. Разговор у нас получился настолько интересным, что я не заметил, как пролетело время.
Сонные сотрудники постепенно расходились. Коун, вежливо, но решительно попрощавшись, тоже отправился в сопровождении Василия Принцева отдыхать в свою капсулу, а директор Центра скрылся в маленькой комнате за кабинетом, объявив секретарше, что будет писать отчет о случившемся и что до вечера его нельзя беспокоить. Мне Трофим пообещал позвонить в конце дня.
Домой я шёл пешком, размышляя о словах Коуна. В том, что он говорил о разуме и о любви не было для меня ничего неожиданного. Удивительной была его спокойная уверенность в своих словах, в том, что лаборатория проблем разума должна заниматься проблемой любви. Коун даже настаивал, что именно формирование и развитие у каждого человека способности любить других людей является важнейшей задачей культурного возрождения общества.
Пришелец говорил так, словно эти истины он почерпнул не в какой-то литературе, а впитал с молоком матери в своём мире. Я задумался о том, каким же должен быть этот мир, если его создатели так разительно похожи на нас. Думать о том, что это лишь личина, которую пришелец может сбросить в любой момент, обнаружив своё жуткое обличье и свирепую инопланетную сущность, я, естественно, не мог, поскольку терпеть не мог убогую идеологию современной голивудской фантастики. Но главное то, что я смотрел в глаза этого человека. Они излучали добро. Нет они излучали любовь! Вот какой фильм нужно сделать! мелькнула мысль. Ведь жестоки и бесчеловечны бывают не космические пришельцы, а скорее мы сами
Был полдень. Улица нежилась в объятиях долгожданного жаркого лета, лишь изредка освежая прохожих лёгкими волнами ветерка. Я снял шляпу, надеясь поймать разгорячённым лбом ускользающую прохладу, и вдруг осознал, что стою на солнцепёке и держу в левой руке зелёную ручку Коуна, которой он за столом делал какие-то пометки в блокноте. Сунув ручку в карман я быстро зашагал вдоль надоедливых витрин, мечтая о прохладном полумраке своей комнаты с тяжелыми шторами.
Добравшись до дома, я рассказал жене о случившемся и постарался отключиться, устроившись в кресле с книгой. Это был «Путь духовного обновления» Ивана Ильина, о творчестве которого говорил Коун. Да и книга вероятно была та же, поскольку именно здесь философ приводит те самые рассуждения, о которых упоминал наш пришелец. Перечитав главу «О любви», об «инстинкте, примирившемся с духом», я в очередной раз восхитился живым и богатым языком философа, но так и не согласился полностью с его рассуждениями о сущности человеческой любви.
Сон сморил меня незаметно, но настолько основательно, что я даже не почувствовал, как Ирина укрыла меня пледом и укутала ноги. Тем более не услышал, как пришедшая в гости внучка взяла со столика книгу, чтобы посмотреть, что такое интересное читает её дед.
Я стоял под полупрозрачным навесом, защищавшим от ярких солнечных лучей. Вокруг кипела жизнь, на первый взгляд обычная, но в чем-то совсем другая. Наблюдал за проходившими мимо меня людьми, за играющими детьми; слушал обычный для летнего полдня шум и не пытался разбирать слова. Доносившаяся откуда-то музыка было настолько приятной, что невозможно и не нужно было решать, слышал ли её прежде.
А вы послушайте, о чем говорят люди, произнес со спокойной улыбкой Коун, и всё поймете. Смелее!
Оказывается, мне нужно было решиться и, преодолев непонятный, только теперь осознанный страх, я открыл сознание потоку доносившейся отовсюду речи. Люди говорили, и мне даже не важно было, о чем именно. Я просто слушал родную русскую речь. И в этот момент действительно всё понял!
Ну вот, произнес Коун, словно заглянув в моё сознание. Вы знаете теперь, что мы тоже земляне. У нас общие не только предки, но и язык современный очень схожий с вашим. Мы давно читаем вашу художественную литературу, а также философские и психологические труды. Иногда и сами подкидываем вам некие полезные идеи.
Мы никогда не хотели разорвать наши связи, но никогда прежде кризисы развития не были такими глубокими и опасными для землян. Культурная деградация уже серьёзно сказалась на духовной сфере: литература, искусство и даже архитектура становятся все больше воплощением простой чувственности и даже любовь человеческая сводится к половому влечению. Такого мощного падения культуры мы не ожидали. И теперь, разобравшись с природой кризиса, мы всё же не вполне понимаем, как помочь вам подняться, учитывая ваше собственное отношение к главным проблемам.
Коун умолк, глядя на улыбающегося малыша, держащего за руку девочку-подростка, что-то ему терпеливо объясняющую. Затем снова обратившись ко мне с печальным выражением лица, он продолжил.