Это совпадение, считал уже повзрослевший Енски, было мистическим. Старый Уинни как словно благословил его, Алекса, на подвиг во славу Науки.
Семейство Енски гордилось своими корнями и традициями. Дед Алекса, почтенный Генри Енски несколько десятилетий подряд был членом парламента («еще того, настоящего парламента», любил повторять он.) Рассказы о жарких баталиях, приключавшихся во время заседаний законодателей, о встречах со знаменитыми политиками были для маленького Алекса чем‑то вроде колыбельных песен. Правда, к старости дед почти выжил из ума. Во дворе своего дома он поставил бронзовую статую Черчилля и ежедневно возлагал цветы к подножию монумента, вздыхая о былых временах, когда Британия правила морями. Однажды, когда цветы вовремя не доставили, старик оборвал крокусы на соседской клумбе. Скандал с трудом удалось замять… Его сын, Джулиан Енски пошел в науку, разрабатывая проблемы политической истории Великобритании. Книги, посвященные колониальной политике Империи на Востоке, принесли ему славу человека прогрессивного и мыслящего радикально — что чуть было не сыграло роковую роль в судьбе молодого ученого. В период Второй мировой радикализм не очень приветствовался, куда правильнее было принадлежать к числу умеренных консерваторов или правых либералов. Джулиан, на которого уже начали смотреть косо, обвиняя в «пропаганде большевизма», вовремя сориентировался, и Алекс Енски родился уже во вполне респектабельной, консервативной среде.
Молодость Алекса пришлась на бурные шестидесятые. «Битлз», сексуальная революция не прошли мимо. Он шумел, как и все его ровесники, участвовал в студенческих демонстрациях, акциях протеста — по поводу и без оного. До того самого дня, когда после очередной драки с «бобби», окончившейся ночевкой в полицейском участке, серьезный и печальный господин из не менее серьезного учреждения посетовал на то, что современная молодежь забыла о святости английских традиций, о незыблемости семьи и об интересах Объединенного Королевства. Господин также весьма настоятельно порекомендовал юному Енски обратить свой пыл на изучение древностей. Дела современные никуда не уйдут, да и уйти не могут, а вот места в университете можно лишиться. Алекс, как и когда‑то его родитель, вовремя вспомнил о семье, переживавшей не лучший финансовый период, и поспешил остепениться. Увы, грешки молодости еще всплыли, причем в самый неподходящий момент. Когда по окончании университета встал вопрос о месте будущей работы, Алексу пришлось некоторое время помыкаться, пока высокопоставленные друзья деда не вступились за раскаявшегося радикала.
Областью своих научных интересов Енски в лучших традициях семьи выбрал Восток. Только, упаси бог, не современный. В этих национально‑освободительных и революционных (святой Георгий, спаси Британию!) движениях сам дьявол ногу сломит. Кто там прав, кто виноват:
Мао или Чан Кайши, принц Нородом Сианук или «красные кхмеры» — пускай политологи с журналистами разбираются. Проявив разумный консерватизм, Алекс обратил свой взор и ум на таинственный и загадочный Древний Восток. Египет, Индия, Месопотамия — как сладко и весомо звучат эти названия для уха настоящего ученого! Заниматься проблемами истории древнейших на Земле цивилизаций — солидно и респектабельно, это подлинная наука, а не гадание на кофейной гуще, разлитой по свежему номеру газеты!
Свою диссертацию Алекс Енски посвятил роли женщины в древнеегипетской истории. Анхесенпаамон — личность именно этой полузабытой царицы стала объектом его пристального внимания. Будущего профессора привлекла трагическая судьба молодой правительницы, тем более его старшие коллеги так и не удосужились посвятить ей хотя бы самую куцую монографию. А зря! Анхесенпаамон — дочь фараона‑реформатора Эхнатона и жена его юного наследника Тутанхамона, который ничем не успел прославиться при жизни, но стал известен благодаря сенсационной находке Говарда Картера, раскопавшего гробницу восемнадцатилетнего владыки.