Вань, а посмотри-ка ты поверху, постукивая тростью по вытертому полу, попросил друга Стас. Не давала ему покоя какая-то хмарь. Но могло и поблазниться, тут нужен был настоящий сильный ведун.
Иван снял щегольские перчатки, кинул на стол, прижал указательные пальцы к вискам. Закрыл глаза, длинно выдохнул. Пар дыхания поплыл в стылом воздухе, растворился. Новые облачка, и ведун застыл. Стас видел такое не впервые, но каждый раз напрягался и тревожился за друга.
Наконец облачко дыхания снова появилось, и Стас расслабился. Все это время он безотчетно оглядывался по сторонам, всматривался в густые холодные тени, поглаживая рукоять трости. Ощущения чужеродного присутствия вроде не было, но кто его знает
Иван с хрустом потянулся, потер руки:
Нет, Стас, ничего особого. Похоже, дед просто снова ушел в поход и сидит у кого-нибудь, греется.
И все равно, день-другой подождем и снова заглянем, упрямо сказал Хромой.
Заглянем, конечно, легко согласился Иван, что не заглянуть-то?
Бывать у Харитона ведун любил, ему нравились бессвязные, но текучие, словно речка, истории деда и его легкое отношение к своему безумию.
Друзья вышли, на всякий случай поплотнее закрыли дверь дедова жилища и полезли обратно по сугробам к свету и людям.
Глава 2
Новости
Вдалеке глухо бухало.
Кто-то колотит во входную дверь, задумчиво констатировал Иван из гостиной.
Стас душераздирающе зевнул и, потянувшись, пружинисто вскочил с кровати. Проходя мимо развалившегося в кресле Ивана, сдернул с вешалки тяжелую шубу, накинул прямо на голое тело и пошел открывать, бросив по пути:
Будить людей в такую рань второго января бесчеловечно.
И не говори. Ироды.
В длинном темноватом коридоре, как всегда, было холодно. Под ногами Стаса, обутыми в тонкие домашние туфли, потрескивал ледок, изо рта валил пар, но воин этого не замечал. В комнатах тепло вот и славно. А тратить силы свет-камня еще и на коридор глупость и позерство. Легко взбежав по крошащимся ступенькам древней бетонной лестницы, он крикнул: «Хватит долбить, открываю», и завозился с засовами.
Ни малейшей тревоги он не испытывал. Попытайся вот так барабанить в дверь кто чужой, ненужный, и хитрая система ловушек, заклинаний и оберегов уже голосила бы вовсю.
За дверью услышали затихли. Стас прислушался попробовал определить, что за гость. Любил он так побаловаться.
У входа топтался мужик. Встревоженный, немного испуганный и нетерпеливый. И очень знакомый.
Стас распахнул дверь и, прищурившись, уставился на гостя.
Акимыч? Тебе-то какого рожна надо? изобразил искреннее удивление Хромой. Неужто купец твой недоволен? Или дочка подарок разбила? Так мы эти пластинки обратно не соберем.
Акимыч досадливо махнул рукой в толстой меховой рукавице:
Не до шуток нам, Стас Григорьич. Петр Фаддеич очень просят тебя с Иван Николаичем прибыть для серьезного разговора.
Стас глянул внимательнее. В глазах Акимыча и вправду читалась нешуточная тревога.
Заходи, нечего в дверях стоять. Идем, расскажешь, что стряслось, а я пока оденусь.
Иван их встретил уже полностью одетым почуял настрой напарника и приготовился. В добротном сером костюме «с искрой» и сияющих новеньких ботинках он походил на преуспевающего врача или служащего. Образ этот он тщательно поддерживал, потому следил за модой и даже бывал на модных показах.
Чаю хочешь, Акимыч? Или, может, кофию? заботливо спросил Иван приказчика, но тот снова отмахнулся и забегал по комнате.
Рассказывай, что стряслось, пока я переодеваюсь, скомандовал Стас и пошел к себе собираться. Дверь оставил открытой и крикнул, открывая платяной шкаф: Давай, не тяни!
Да сам я не пойму, что говорить, Стас Григорьевич, крикнул в ответ приказчик. Вчера ночью Говоруна прямо на Москворецком мосту убили!
Какого говоруна? не понял сначала Стас, а вот Иван, внимательно следивший за политической жизнью столицы, изумленно присвистнул:
Да неужто? Прямо на Большом Москворецком? Вот это дела!
Вот-вот! Дела! занервничал приказчик. С девкой какой-то его на этот мост понесло. Вроде после ресторации решили прогуляться, тут его и
В «Лобном», что ль, сидели? Что в Старом магазине?
Там, где ж ему еще сидеть-то! подтвердил Акимыч.
Да кто он такой, Говорун этот? рявкнул из комнаты Стас. И какого лешего купцу твоему от нас понадобилось, толком говори!
Вместо приказчика ответил Иван:
Покойный Говорун Борис Вениаминович. Фамилии соответствовал полностью, говоруном считался бесподобным. Ты его помнить должен, он сначала за строительство в ближних посадах да по городкам вроде Сергиева Посада отвечал. Пока пост занимал, громко говорил, что всех воров посадит. А потом темная история про него самого всплыла. Вроде бы он завизировал часть земель как потравленные «черными вдовами», а порубежники потом рейд туда устроили и выяснили, что земельку втихаря продали за бесценок. Продали восточным каким-то людям, которые устроили там натуральное рабовладение и через то имели на рынках дорогой нашей столицы такую прибыль, что впору от зависти удавиться. Говорун, конечно, отговорился, но история вышла некрасивая, и место пришлось освободить. С того времени затаил Борис Вениаминович злобу лютую на власти городские, стал непримиримым критиком и оппозиционером. Потом и вовсе пропал, всплыл несколько лет назад в польских землях, советовал там, как вести дела с дикими московитами. Судя по всему, советовал не слишком успешно, поскольку с панами мы замирились.
Стас пробурчал что-то невнятное.
С Речью Посполитой у Московии и правда дела одно время шли туго. Во время События норовистые вельможные паны показали себя крепкими вояками и очень толковыми организаторами. Правительство сумело не допустить паники, повезло и в том, что польские земли оказались в зоне устойчивой реальности в Ясной Яви, как говорили ведуны. Придя в себя, они осмотрелись и для начала оттяпали себе кусок германских земель. Германцам в то время было совсем не до окраин в Берлине и других крупных городах творилось такое, что только успевай поворачиваться.
Решив, что неплохо было бы провернуть такое же дело с восточным соседом, паны осторожно двинулись вперед, но тут Москва и Киев разом укоризненно покачали головами. Говорят, пара разведгрупп крылатых гусар бесследно пропала в лесах, после чего поляки вспомнили о славянском братстве и общих корнях.
Видать, после этого Говоруну в Варшаве стало совсем скучно, и он тихо вернулся на родину.
Не так давно господин Говорун снова появился в Первопрестольной, продолжал Иван, на сей раз в качестве специального представителя Ярославской городской думы в Москве. Такая вот хитрая должность у нас имеется. Снова начал много говорить и грозить кулаком, но всерьез его уже никто не воспринимал. Кроме любви к громким словам был известен страстью к прекрасному полу. Впрочем, он холостяк, так что ничего предосудительного и противоестественного в том не вижу.
Исчерпывающе. Но неясно, что от нас-то нужно купцу первой гильдии. Стас вошел в комнату, поправляя мягкий серый свитер. В отличие от друга, костюмов и галстуков он терпеть не мог и принципиально не носил.
Акимыч лишь головой покачал.
Нечего мне сказать, Стас Григорьич, не пытай. Только Петр Фаддеевич, как узнал об убийстве, тут же меня за вами послал. Остальное пусть сам скажет. Мне приказал пулей к вам нестись. По десять монет каждому, говорит, плачу, только чтоб приехали.
По десять монет за визит, хмыкнул Иван, значит, серьезно твоего купца припекло. Ладно. Поехали.
* * *
Январские переулки были тихи и задумчивы. Плыло над ними яркое голубое небо нового года, стреляло белыми вспышками солнечных зайчиков, поскрипывал под полозьями сухой рассыпчатый снег, и так хорошо было в мире, что Стасу захотелось выпрыгнуть из саней и отправиться бродить куда глаза глядят. А после, нагулявшись до озноба, зайти в первый попавшийся кабак и потребовать графинчик прозрачной да сковороду яичницы с салом. И непременно чтоб сверху лучком посыпали.