Он заметил воронку от разрыва гранаты, брошенной Чедом Ригби, а минуту спустя увидел его тело, изувеченное серией из трех свирепых ударов. Чака Нормана они смогли опознать только по именному знаку – его лицо было сплошным кровавым месивом. Такие металлические пластинки, запаянные в пластик, выдавали всем колонистам.
Здесь гильз было мало, в основном, это были гильзы от патронов для автоматической винтовки, лежащей рядом с телом Ригби.
Трупов волков было мало – Чеду Ригби удалось убить троих волков, Чаку Норману – только одного, его обугленное тело лежало в груде пепла в трех метрах от того места, на котором люди дали свой последний бой.
Майкл заскрипел зубами, пытаясь сдержаться, и это ему удалось. Он приказал собрать все личные вещи, оружие и оборудование, включая обе исправные рации. На это ушел весь световой день и люди разбили временный лагерь на вершине холма. Тела удалось опознать не все – тела пулеметчиков, попавших под копыта стада «бизонов» буквально разваливались на части, когда плачущие от бессильной ненависти солдаты пытались выкопать их земли. Поэтому Майкл приказал похоронить тела на том же самом месте. Был насыпан невысокий курган, обложенный сверху камнями, которые удалось выкопать на холме. Люди недосчитались двадцать девять человек, все остальные тела были снесены на вершину холма, на котором уже шли приготовления к погребальной церемонии.
Тела погибших было решено предать огню. Солдаты стояли в надвигающихся на холм сумерках, на их мрачных лицах, кажущихся каменными застывшими масками, плясали блики яростных языков пламени. Искры возносились в небо роем светящихся огней и Майклу показалось, что это души его убитых товарищей.
Он сжал кулаки и молча поклялся самому себе, что теперь он не будет знать пощады ни к одному из волков. Он проклял их, почти позабыв убитую им беременную самку сейров. Теперь он хотел только одного – отомстить. Это желание горело в нем с такой же силой, как и пламя костра, на котором сгорали тела охотников отряда Чеда Ригби.
Среди солдат не было хороших следопытов, а так как они решили, что в живых никого не осталось, то они не обратили особого внимания на то, что рядом с телами Ригби и Нормана лежит ранец, принадлежавший Илайдже Аттертону. Также они не заметили, что с холма уходит цепочка следов ботинок, частично перекрытых отпечатками волчьих лап. Ранец Илайджи, вместе с личными вещами убитых охотников, был перенесен в Башню и передан Рою Аттертону. На материи ранца, с внутренней стороны было аккуратно выведено чернилами «Илайджа Аттертон», поэтому проблем с идентификацией не возникло.
Рой Аттертон молча выслушал слова соболезнования от Адама и Майкла. Он просто не мог говорить. Рвущиеся наружу сдерживаемые рыдания надежно зажали ему горло. Он взял ранец своего брата из протянутых к нему рук, молча кивнул и отправился домой.
Откинув брезентовое полотнище входа в палатку, он подошел к койке своего брата и молча сел на нее, по‑прежнему сжимая в руках ранец.
Его жена узнала вещи Илайджи сразу же, как Рой вошел в их палатку. Она всё поняла и тут же отнесла маленького Тимоти в дальнюю «комнату», его детскую, в которой стояла его кроватка, сделанная его дядей, в окружении игрушек, большинство из которых было сделано теми же заботливыми умелыми руками. Дженни с трудом сдерживала себя, но, вернувшись обратно, она села рядом со своим мужем, обняла его за плечи и заплакала. Она плакала молча, боясь испугать своего сына, а еще она боялась, что Маргарет начнет кричать, узнав о гибели своего Илайджи.
Этого не произошло.
Маргарет Аттертон узнала ранец Илайджи, когда ее старший сын вернулся домой. Она вложила открытку, с которой все также лучезарно улыбался Иисус, в свою Библию, и какое‑то время рассматривала лицо сына божьего, озаренного, без сомнения, божественным светом.
Она встала из‑за стола, за которым читала, и аккуратно придвинула стул на место.