Командир услышал, как Норман осторожно взвел затвор своего «маузера» и посмотрел на Илайджу, неподвижно лежащего рядом с ним. Можно было подумать, что молодой охотник просто спит, но это было не так: Чед видел, как блестят его глаза. Взгляд Илайджи был прикован к ничего не подозревающим животным, чье громкое сопение доносилось даже сюда, к подножию холма. «Бизоны» явно не чувствовали никакой опасности.
Ригби оставил возле себя Нормана, испытывая вполне понятные сомнения насчет выдержки вспыльчивого охотника. Илайджу он попросил остаться, потому что симпатизировал спокойному и рассудительному юноше и хотел, чтобы в трудную минуту с ним оказался настоящий специалист, а не азартный охотник.
Ригби осмотрел лес в бинокль и отложил его в сторону: с каждой минутой становилось светлей, солнце должно было уже скоро взойти.
В наушнике пискнуло три раза и после небольшой паузы – пять раз.
Ригби коснулся плеча Илайджи и тот придвинулся поближе.
– Загонщики уже вышли на позицию, – прошептал командир.
Юноша кивнул и знаками показал Норману, чтобы он приготовился. Чак кивнул и поудобнее прижал приклад к плечу. Ждать оставалось совсем недолго…
Между тем в лесу происходили странные вещи. Птицы умолкали, но не потому, что скоро должно было взойти солнце, а потому что к ночным теням спящих предрассветным сном деревьев присоединилось множество теней, сверкающих желтыми глазами. Лес наполнился неслышными для людского уха шорохами, не сулившими ничего хорошего для тех, кто осмелился потревожить тишину спящего леса звуками взводимых затворов и шорохом осторожно ступающих десантных ботинок…
Шесть щелчков – кольцо окружения замкнуто. До восхода солнца – пятнадцать минут…
Люди напоминают гномов, вышедших из своих пещер на просторы леса. Горбы их ранцев кажутся уродливыми в расступающихся сумерках, стволы их винтовок и пулеметов кажутся жалким вызовом могуществу вечного леса. Их запахи легко уловить – запахи металла и кожи, пота и страха, нетерпения и напряжения. Они еще не знают о черных тенях, окружающих их со всех сторон, подобно черному туману. Когда люди понимают, что они не одни здесь являются охотниками – уже слишком поздно.
Тяжесть двухсоткилограммовых тел придавливает людей к земле, сильные лапы, мощь которых можно сравнить лишь с силой сжатия мощного гидравлического пресса, в одно мгновение выбивают весь воздух из легких, не дают дышать, душат. Убивают. Тени с желтыми глазами внезапно появляются из‑под неподвижных теней предательских деревьев. Когти вспарывают податливую мягкость теплых человеческих тел, удары мускулистых лап ломают шейные позвонки загонщиков. Горячая кровь в один миг окрашивает темную землю, не привыкшую к подобной щедрости со стороны захватчиков.
Никто не успевает вскрикнуть – нападение слишком внезапно. Оружие бесполезно, зачастую его просто не успевают поднять, а не то чтобы нажать на спусковой крючок. Бесполезный и холодный металл равнодушно принимает капли и струи крови своих еще секунду назад живых владельцев. Металлу все равно, он мертвый. Так же, как и люди, не успевшие увидеть свет наступающего дня. Ни выстрела, ни крика. Только предсмертные хрипы и прерывающиеся стоны.
Волки не издают ни звука, люди тоже, но совсем по другой причине. Волки торжествуют, запах победы опьяняет их лучше любого вина. Запах умирающих людей – прекрасная приправа к их начавшемуся торжеству.
Лесные гиганты, оскалившие свои пасти в торжествующем вое, безнаказанно попирают темные тела, теперь уже окончательно и бесповоротно остывающие и мертвые. Пришло время волков…
Чед Ригби вздрагивает, но совсем не от холода. Волчий вой, вырывающийся из сотни звериных глоток, разрывает тишину и рвет ее на части. Эхо многократно усиливает этот нечеловеческий вопль, издеваясь над уже обреченными пришельцами. Этот вой сводит с ума, услышав этот вой, многие чувствуют, как мороз бежит по спине ледяными иглами.