Многим из нас иногда платят за то, что мы выступаем в качестве экспертов. Чаще всего экспертами мы не являемся, но все равно должны как-то реагировать на перемены вокруг нас. И, прежде чем мы сможем реагировать, мы должны сначала заметить, как что-то меняется. Это не так просто. Чаще всего наша голова работает против нас. Но поскольку она всегда это делает похожим образом, должна существовать возможность определить по крайней мере несколько признаков, по которым можно узнать негодные аргументы.
В 2009-м я написала статью об ошибочных прогнозах. Она называется так же, как и книга, в которой была опубликована в 2013 году: «Стандартные ситуации в критике технологии». Это был довольно забавный текст, который до сих пор часто цитируют. К сожалению, весь он большая ошибка. Он нравится технооптимистам, потому что выставляет скептиков дураками. Очень легко смеяться над прогнозами в целом, и в эту ловушку я попалась. Можно найти огромное количество ошибочных прогнозов, и благодаря интернету это стало еще легче. Но существование всех этих ошибочных прогнозов само по себе еще ничего не доказывает. Дэн Гарднер пишет, почему так сложно понять, каков процент ошибочных прогнозов от их общего числа; в двух словах его мысль заключается в следующем: для прогнозов, сделанных в прошлом, это просто невозможно, поскольку абсолютно неизвестно, сколько этих прогнозов было всего.
Тот факт, что в своей статье я цитировала только предсказания техноскептиков, положение не улучшало. Тогда я просто не знала, что есть также довольно много несбывшихся прогнозов технооптимистов. Позже я написала книгу, в которой попробовала исправить свою ошибку: «Интернет дар или проклятие» («Internet Segen oder Fluch») (Lobo/Passig 2012). Эта книга намного лучше изначальной статьи и также намного менее популярна. Тебя цитируют больше и охотнее, когда ты занимаешь прекрасную четкую позицию.
Поэтому, когда будете читать следующую часть этого текста, помните: все, что я пишу, неправильно. Это все еще в некоторой степени забавно. Позже я попытаюсь спасти пригодные части и, надеюсь, сделать из этого материала более умные выводы, чем в 2009-м.
II. Стандартные ситуации в критике технологии
Реакция на технические новшества в медиа и частной жизни следует всегда одной и той же схеме. Словарь Брокгауза за 1838 год пишет о железных дорогах:
«Индивиды, так же, как корпорации и даже целые государства, в высшей степени быстро прошли стадии осознания. Равнодушие, недоверие, сопротивление, сомнение, признание, участие, страстное увлечение и наконец фантастическое головокружение эти стадии меньше, чем за два года, прошло отношение к железным дорогам большой части жителей просвещенной Европы».
Сегодня этот феномен называется циклом хайпа (hype cycle). Когда я писала изначальный текст, я еще не знала этой цитаты, поэтому мои стадии касаются сопротивления новому и выглядят немного иначе, чем в словаре Брокгауза.
1. И зачем же это нужно?
Первая, еще совсем рефлекторная реакция это «Но что может быть полезного в этой штуке?» («What the hell is it good for?») слова, которыми инженер компании IBM Роберт Ллойд приветствовал в 1968 году появление микропроцессора. Даже практики и технологии, представляющие собой только новый вариант чего-то уже известного например, электрическая пишущая машинка вместо механической, наталкивались на неприятие в культурной среде. Еще сложнее приходится новшествам, которые, как телефон или интернет, открывают совершенно новые перспективы. Сначала их считают бесполезными, поскольку еще непонятно, для чего они нужны, но затем возникает и неприятие, потому что перемены требуют дополнительных интеллектуальных усилий и создают неудобства.
2. Кому это может понадобится?
Уже имея представление о возможном назначении новшества, еще сложно себе толком представить, что кто-то готов мириться с неудобствами, которое оно создает. Когда президенту США Ратерфорду Хейсу показали в 1876 году первый телефон, он произнес часто цитируемую фразу: «Это замечательное изобретение, но кто же захочет им пользоваться?» («Thats an amazing invention, but who would ever want to use one of them?»). С этой историей есть одна маленькая проблема: скорее всего, она никогда не происходила. Когда Барак Обама процитировал ее в 2012 году, над ним потом смеялась пресса, потому что он попался на «утку». Поскольку я не Обама, ко мне претензий никто не предъявлял. За пять лет, которые прошли с момента выхода моей статьи, я нашла много других примеров подобных, никогда не существовавших цитат. Самую известную из них приписывают «Баварской коллегии врачей» («Bayerisches Obermediziner-Kollegium»), которая в 1838 году якобы заявила, будто быстрое передвижение на поездах вызывает заболевание мозга. Ее постоянно вспоминают, и я сама едва ее не использовала; в своем тексте я не привела эту цитату только потому, что она казалась мне слишком избитой, а не из-за сомнений в ее достоверности. Во всяком случае, не найдено никаких доказательств того, что этот документ когда-либо существовал, и не потому, что их плохо искали. Это явно прежде всего пропагандистский аргумент, направленный на дискредитацию скептиков.
3. Новое нужно только странным людям или привилегированным меньшинствам.
В 90-е годы считалось, что интернетом пользуются исключительно белые мужчины в возрасте от 18 до 45 лет с образованием выше среднего. И что у него нет никакого шанса охватить более широкие слои населения, потому что женщины я цитирую статью Ханно Кюнерта, которая появилась в газете Merkur в 1997 году «меньше интересуются компьютерами и боятся обезличенной сетевой глуши. Но в реальной, невиртуальной жизни женщины более важные покупатели, чем мужчины. Поэтому интернету не хватает потребительского класса, который играет определяющую роль». Статья называлась «Если интернет не изменится, он рухнет» («Wenn das Internet sich nicht ändert, wird es zerfallen»).
Исследователь досуга Хорст Опашовски пророчествовал в 1996 году: «Мультимедийный экспресс в XXI век будет походить скорее на поезд-призрак, в котором случайно затеряются только несколько детишек с игровыми приставками Nintendo и Sega, в то время как основная масса потребителей будет по-прежнему тащиться от программы телепередач». Уже с начала 90-х годов постоянно говорили, будто интернетом пользуются в основном террористы, нацисты, а также производители и потребители порнографии.
4. Может, оно снова исчезнет
По прошествии некоторого времени уже сложно отрицать, что новое явление нашло признание не только среди преступников и маргинальной части общества. Но, возможно, оно снова исчезнет, если изо всех сил зажмурить глаза. Когда-то модной игрушкой называли автомобиль, Чарли Чаплин считал в 1916 году преходящим увлечением кинематограф, Эдисон объявил в 1922 году, что «восторг от радио снова уляжется». А я в изначальной статье цитирую слова шведского министра Инес Уусманн: «Интернет это мода, которая, наверное, снова пройдет». К сожалению, этого она скорее всего тоже не говорила.
Конечно, время от времени что-то действительно исчезает. Но если газеты начинают посвящать новшеству исполненные забот статьи, то оно уже распространилось настолько, что этого уже не произойдет. В качестве недавнего примера можно вспомнить, как кое-кто радовался, обнаруживая улики, свидетельствующие об оттоке людей из социальной сети Facebook, и писал об этом многочисленные статьи. Достаточно того, чтобы журналист знал кого-то, кто на прошлой неделе сидел в Facebook меньше, чем обычно: из этого уже можно состряпать большой материал про то, что «Хайп вокруг Facebook закончился». Проблема в том, что даже после исчезновения подобных явлений ситуация не остается такой же, какой была до них. Возможно, однажды исчезнут машины, радио, кино и интернет, однако их место уж точно не займут лошадь и книга. Когда Facebook выйдет однажды из моды а это наверняка произойдет ему на смену придет что-то еще более ужасное с точки зрения сегодняшних критиков Facebook.