И однажды ОНА, сильно смущаясь, взяла гитару и сказала, что хочет спеть песню на мои стихи, которые ЕЙ очень понравились
И запела
Заключительные слова были трогательны ОНА пела, и по щеке катилась слеза ОНА пела так, что у меня тоже защипало в глазах:
И гаснет на устах печальная молитва,
И слышит только Бог тоску в моих стихах!
Тогда же я пытался начать поэму о НЕЙ, но что-то не получалось. Впрочем, так уж выходило, что всеми своими значительными (на мой взгляд) стихотворениями и поэмами о любви отмечены завершения моих романов. Получалось, что «выписавшись» по данной теме полностью, я как бы выплёскивал из себя чувство, как бы разряжался всё, что было в сердце, уходило в бумагу, а дальше в реальном мире оставалась лишь пустота.
Мне не хотелось, чтобы это случилось теперь. Но я не знал, отчего так сильно тянет к чистому листу бумаги. Всё начиналось необычно. И необычность эта заставляла меня волноваться: нет, не тревожило, а именно волновало сердце. Постепенно мне удалось сузить круг участников наших встреч, но долго ещё не удавалось найти причину, чтобы встретиться с НЕЮ наедине.
Прошёл месяц, а мы ещё даже ни разу не поцеловались так ведь нам-то уже не 15 лет В зрелом возрасте всё происходит значительно быстрее, особенно когда тебе за сорок, а ей тридцать пять. ОНА была моложе на десяток лет.
Отличная разница отличная для тех лет! Впрочем, дело даже не в этом. В НЕЙ сохранился девичий задор, сохранилось озорство, которое редко встречается в наш безумный век. Впрочем, мы были в значительной степени людьми иного времени, времени доперестроечного, когда ещё существовали иные естественные идеалы, когда существовали понятия о чести и достоинстве, когда всё измерялось не только не долларом, но даже и не рублём Но уже тогда такие как ОНА женщины, были редкостью. Вот так как-то сразу я стал думать о НЕЙ, как о человеке со сложившимися нравственными нормами, с твёрдыми, устоявшимися нормами, с твёрдыми, устоявшимися взглядами и привычками.
Долгое время ОНА без стеснения рассказывала о реакции мужа на ЕЁ увлечения литературой, на попытки писать песни.
Мой говорит: «Ну, мать, ты скоро совсем композиторшей станешь».
«Неужели ОНА не понимает, думал я, что всё это просто прелюдия к тому, что я задумал?»
А собственно, что я задумал? Как ответить на этот вопрос?
Я женат, у меня дети ОНА замужем. И тоже дети
Как ЕЙ объяснить, что мне нужно, если и сам ещё толком не знаю, что хочу? Да, я привык к своему ритму жизни. Семья семьей, но обязательно любовница одна на какой-то определённый период, иногда короткий, но яркий и насыщенный, иногда длинный и довольно спокойный. Однажды весь роман продолжался ровно два месяца, причём, всё началось с близости в первый день. Потом были приключения самые разнообразные, путешествия яркие, встречи горячие. И весьма романтичное завершение. Я поставил точку в романе вместе с точкой, поставленной в большом стихотворении о нём! То стихотворение я написал в последнюю ночь встречи, причём накрутил всё так, что поверил во многие из того, чего не было..
Но там с первых минут было всё ясно нам обоим. Едва разомкнулись первые объятия, как я услышал:
Я знала, что либо сегодня, либо никогда.
Правда, к той встрече мы шли 7 лет, не упуская друг друга из виду, подозревая о взаимной симпатии, но ничего не предпринимая, чтобы как-то реализовать её.
Теперь было иное. В ЕЁ серые школьные будни ворвалось что-то новое, привлекательное. Школа, семья, музыка, отпуск, иногда театр. И опять школа, семья, музыка И вдруг, уже не иногда, а постоянно интересные встречи, занимательные беседы новое, новое, новое И думал я: вот сейчас откроюсь, скажу, что просто хочу особых, более чем дружеских отношений, и рухнет хрустальный замок, который ОНА уже, наверное, построила в мыслях после первых встреч Думала ли ОНА, подозревала ли, что я хочу сделать ЕЁ своей любимой. Собственно, конечно, это не делается, это происходит само собой, но ведь в случае ЕЁ противления, ничего невозможно. Я хотел, чтобы ОНА стала не любовницей, нет, а именно любимой! Любимой с большой буквы, а там уже как судьба положит, уж как выйдет недаром в песне поётся: «любовница, невеста и жена». Впрочем, конечно, столь далеко мои замыслы не простирались. Меня просто влекло к НЕЙ.
А думать надо было. У НЕЁ семья, и как мне поначалу казалось семейный покой, ничем ещё не нарушенный. И о муже, и о детях ОНА упоминала довольно часто, причём упоминания о муже были вполне уважительными.
Что будет, если я ворвусь в ЕЁ мир со своей любовью? Нет, наверное, я всё-таки об этом не думал. С той минуты, как увидел ЕЁ, ритм моей жизни уже нарушился. Ни с кем из своих старых знакомых я уже не встречался, да и вообще не помышлял о встречах.
Я думал только о НЕЙ, и по-прежнему не решался разрушить тот воздушный замок, который, как был убеждён, ОНА построила, хранила и лелеяла. Неужели же ОНА не догадывалась, к чему я всё веду? Я ощущал неуверенность, давно забытый трепет, ощущал неловкость, назначая ЕЙ первую встречу наедине, причём в той самой квартире друга, от которой ещё не так давно отказался. Теперь ключ снова лежал у меня в кармане.
Мы встретились на платформе в метро, я был с букетом цветов, а там, дома, уже был накрыт стол с Шампанским. Трепет не проходил, и я удивлялся снова и снова этому своему состоянию. Может, ещё рано, может, тороплю события? Но ведь мы были знакомы уже больше месяца. ОНА же оставалась загадкой.
Мы встретились, и я смущённо объяснил, куда направляемся. За небольшим кухонным столиком мы были совсем рядом я усадил ЕЁ в уголке и сел, почти касаясь ЕЁ колен. Открыл шампанское. До сих пор мы звали друг друга на «вы», а потому предложил выпить на брудершафт. Нервная дрожь била меня, когда касался ЕЁ губ. Поцелуй показался мне волшебным. Ещё один второй, и очень долгий третий.
Я не могу вспомнить, о чём говорил тогда, хотя обычно запоминал всё до мельчайших деталей, до отдельных, наиболее значимых фраз. Но в тот момент взволнованное состояние помешало запомнить все детали. ОНА показалась мне в тот вечер особенно яркой, особенно пленительной. Меня будоражили ноги в чёрных колготках, я видел начала пленительных холмиков под чёрным бюстгальтером, видневшимся через разрез кофточки.
ОНА отломила кусочки от плитки шоколада, взяла в рот и сама потянулась ко мне для поцелуя. Мне казалось, что одно неловкое, дерзкое движение и переломится стебелёк какого-то райского цветка, вырастающего на глазах.
Как мне хотелось заключить ЕЁ в объятия, как хотелось! С невероятным трудом подавлял я свои желания. Каких сил стоило мне сохранять спокойствие! Что-то подсказывало мне, что передо мной не просто женщина, не просто предмет сиюминутного увлечения, не предмет мимолётной страсти. Это что-то загадочное, что-то нестерпимо желанное, что-то выворачивающее наизнанку всю душу. Я опять-таки не помню, что говорил, я радовался, что ОНА не отвергла первых моих попыток сближения, но нестерпимо хотелось идти дальше, хотя и не знал, как это сделать.
Что-то было в НЕЙ столь пленительно загадочным, и одновременно доступным и недоступным. Вот ОНА, рядом, я дотрагиваюсь до НЕЁ, я целую ЕЁ И не решаюсь двинуться дальше. Повинуясь порыву, я встал на колено и поцеловал ЕЁ ноги, выступающие из-под обтягивающей юбки. Я просто приник к ним губами, держал их в своих руках, а ОНА гладила мою шевелюру, гладила нежно, и от рук ЕЁ ток пробегал по всему моему телу. Всё казалось волшебным, сказочным, словно бы каким-то нереальным, всё казалось чудным сном. И я боялся пробуждения, но сон продолжался к моему восторгу.
Я до сих пор не назвал ЕЁ имени. И не назову. Придумывать вымышленное не хочу и не могу с этим именем вошла ОНА в мою жизнь, ворвалась в душу, заполнила сердце, этим именем я зову её в мыслях и не могу назвать иным. Я пишу истинную вправду, правду и только правду. ОНА узнает