Нет! испуганно воскликнула ОНА и закрыла мне рот своей ладошкой.
Почему же? Ведь сама сказала, что мы друзья
Ответа не дожидался. Стал целовать ЕЁ, ставшую несколько более податливой. Моя рука скользнула по ЕЁ ноге вверх И тут снова резкое торможение.
Не надо, не надо. Я же сказала, что не надо. Ничего не хочу
Я взял себя в руки, у меня сам собой изменился голос. Вот тот печальный миг, вот тот момент, когда я должен сыграть так, как решил, и гордо щелкнуть каблуками.
Извини. Если не хочешь, это другое дело. Но, признайся, что тебе мешает? Может быть, последствия летнего романа?
ОНА как-то мельком сказала, что летом отдыхала на море у родственников или знакомых в Гаграх. Правда, никаких намёков на роман в ЕЁ рассказах не было. Но женщины есть женщины. В этом они едины спросишь заведомую глупость, да ещё с этакой вольностью получишь ответный удар. И я его получил:
Да
Ну, что же. Я привык уважать чувства. Если они не перегорели, мне делать нечего.
Встал, вышел в прихожую, взял с вешалки ЕЁ пальто и сказал:
Пойдём, провожу тебя до метро Потом вернусь, наведу здесь порядок.
ОНА решительно встала. Ещё несколько мгновений длилось что-то вроде раздражения. Подошла к зеркалу, стала надевать шапку, заправляя под неё непокорные кудряшки, так полюбившиеся мне. Было нестерпимо больно расставаться с ними, со всей ЕЁ ладной и стройной фигурой, с теми первыми признаками близости, с надеждами, с мыслями о НЕЙ. И так хотелось стиснуть ЕЁ в объятиях! Но зачем? Всё напрасно, всё напрасно
Я не изменил выражения лица. ОНА только теперь начала понимать, что не шучу. Сначала хмурилась, пытаясь справиться с шапкой и умышленно не справляясь с ней. А потом я увидел в зеркале её глаза. Они смеялись. ОНА игриво закусила нижнюю губку и показала мне кончик язычка. Хорошая разрядка после столь сильного напряжения. Я бросил пальто и подхватил её на руки. Прямо в шапке отнёс на диван, положил, быстро снял с НЕЁ сапоги, и ОНА распласталась на диване. Я поцеловал ЕЁ и уже решительно двинул руку к заветному месту. Там, где заканчивались колготки, рука нащупала ЕЁ трепещущее тело, и опять прильнул губами к ЕЁ губам.
Мы были одеты, что создавало неудобства. Но я боялся останавливаться, боялся сдать уже захваченные позиции. Осторожно запустил руку со спины подо все столь приятно осязаемые преграды, провёл дальше, сдвигая их вниз. ОНА почти лежала на моей ладони. Я едва справлялся с волнением. Ещё не верилось в то, что вот сейчас, в следующий миг не разразится буря.
Подожди, подожди Слышишь? Я хочу сказать, говорила ОНА, Ну, подожди
Рука моя на миг замерла, но я снова закрыл губы поцелуем ОНА была такою близкою уже, но и такою ещё далёкою.
И сейчас у меня замирает сердце, когда пишу эти строки, и сейчас волнуюсь а вдруг Словно переживаю все эти удивительные и неповторимые моменты. Мне нужно было отдышаться, унять нервную дрожь, чтобы двинуться дальше. Нервозность не лучший помощник. Я боялся перегореть до времени прежде подобных напряжений и нравственных и физических испытывать не приходилось.
И вот перед глазами мелькнула частичка тела, чуть смуглого, завораживающего. От одного прикосновения к НЕЙ я уже горел, а сейчас пылал вдвойне, втройне
ОНА всё ещё повторяла своё «подожди», а, я, напротив, спешил, опасаясь, что снова будет вспышка. Я неловко расстегнул и полуснял свои брюки, одновременно ниже опустив и все её преграды. Они были уже у колен. Ноги чуть разведены я готов был задохнуться от невероятного напряжения. Я не решался раздеть до конца ни ЕЁ, ни себя. Опасался, что в какой-то момент ОНА вырвется и наговорит резкостей. Я видел её глаза, её губы, я снова сжал их поцелуем, прильнул к ним и, наконец, почувствовал то важнейшее соприкосновение с НЕЮ, ради которого всё делал. ОНА вцепилась в меня, подаваясь вперед и полностью прекращая сопротивление. ОНА сразу стала другой, послушной в моих руках, податливой, и пронзительная близость соединила нас в едином порыве.
После столь длительной и изнурительной подготовки, всё продолжалось недолго. ЕЁ полураскрытые губы, ЕЁ руки, обнимающие меня, ЕЁ великолепные смуглые ноги, оттенённые чёрным атласом колготок всё мгновенно впечаталось в моё сознание и осталось в памяти, будоража меня. Всё, всё, до мельчайших мгновений.
И прикосновение моих ног к её ногам, и пушок под моими пальцами, и под этим пушком нежная и влажная плоть, которая я отчётливо ощущал это трепетала, и мой рывок вперёд Скорее, скорее И волшебное прикосновение к этой плоти, пронзившее всё моё существо. И ощущение, что я уже там, в ней, весь в ней, весь без остатка. Никогда, ни у одного литератора не хватало слов, чтобы описать этот момент, да и может ли их хватить, даже если отбросить всякую ложную стыдливость. Иногда кажется, что если отбросить стыдливость, останется пошлость. И я ищу, ищу ту грань и пока не могу найти.
Трудно поддаётся описанию этот волшебный момент, но тем сильнее хочется попробовать его описать, не натурализуя, а скорее идеализируя его.
Потом, когда прошло время, и между нами установилась особая доверительность, когда мы могли поделиться тем, что чувствовали в тот миг, ОНА мне сказала, что до самого последнего момента хотела сохранить отношения без близости, но наступил момент, когда сама, в какой-то степени потеряла контроль над собой. В те минуты лезли к НЕЙ в голову бестолковые мысли: «Интересно, что же он всегда занимается «этим», не снимая брюк?»
А потом прибавила, что «главное» моё прикосновение показалось ей таким нежным, тёплым и волшебным, коего она не испытывала в своей жизни.
Ещё весь с НЕЙ и весь в НЕЙ, затихший и истомлённый, я замер, прильнув губами к телу повыше кофточки. Я почувствовал, что все силы покинули меня. Не хотелось даже шевелиться. А в виске стучало, ещё полностью не овладев сознанием: «Моя! Моя! Моя!»
Я с неохотой выпустил ЕЁ из своих объятий, и ОНА упорхнула «чистить пёрышки». Быть может, надо было теперь раздеться и повторить всё уже более цивилизованно. Но Не то, чтобы не было сил силы бы скоро восстановились. Я был настолько эмоционально переполнен случившимся, что не представлял, как начинать всё сызнова.
Пока ОНА отсутствовала, я тоже привёл себя в порядок. ОНА села рядышком. Я обнял ЕЁ ещё более осторожно, чем прежде, поцеловал ещё более робко, чем прежде, заботясь лишь о том, чтобы не расплескать те чудные мгновения, которые уже стали нашим общим достоянием и которые теперь хотелось сберечь и сберечь навсегда.
Всё во мне ликовало. Но это не было ликованием, вызванным очередной победой. Нет Это не было победой Это было вторжением во что-то столь необыкновенно прекрасное и яркое, чего ранее я не понимал и, возможно, не ощущал с такою силой.
«ОНА моя, ОНА моя, ОНА моя!», снова и снова повторял я, глядя не НЕЁ с восторгом.
Теперь бы вот только закрепить достигнутое, теперь бы вот только ещё одну подобную встречу, чтобы понять и ощутить ЕЁ всю
Не помню, как провожал ЕЁ в тот день, не помню, о чём говорили. Слишком переполнен был случившимся, оказавшимся столь невероятным по ощущениям.
Отношения продолжались.
Снова было много интересного, много такого, о чём хотелось бы рассказать, да не сейчас.
Сейчас о том, о чём пишется. И пока есть надежда, пока настрой, пока не лопнула натянутая струна Ведь о том, что пишу сейчас, потом уже не напишу. Я думал снова и снова о том, что свершилось, что ОНА моя. Но как же мне теперь хотелось видеть ЕЁ ещё, ещё и ещё, видеть обнажённой, любоваться всеми прелестями, подарить ласки, на которые только был способен.
И новая встреча состоялась. Теперь и ОНА знала, зачем и куда идёт. И шла, к великому моему счастью.