Утром Алла вручную постирала белые брюки и, не зная, куда повесить их сушиться, пристроила у входа, нацепив на острие металлической ограды, как белый флаг. Авось, Энрико не примет это за сигнал полной капитуляции противнику.
Он позвонил в девять тридцать и предупредил, что будет через двадцать минут. Она успела собраться и вся в белом приготовилась к старту. Только не знала, куда выбросить пустую пластиковую бутылку из-под воды ведро для мусора отсутствовало. Энрико любезно разрешил положить бутылку в салон и выбросить потом. И помог повесить сушить брюки на терассу.
Они долго кружили по округе. Пытаясь миновать пробки, Энрико уверенно менял траекторию. Использовав три альтернативы для въезда в Неаполь, потратил час времени. Вдруг спохватился:
Ты завтракала?
Нет. Нечем было Тут магазина поблизости нету?
А я думал, что у тебя что-нибудь есть с собой.
Нет Извини.
Хорошо, остановимся у бара.
Проехав мимо трех баров, они нигде не остановились. Алла достойно терпела чувство голода. Потом робко попросила притормозить у лавки с фруктами. Энрико купил спелых персиков, абрикосов и черешни всего понемногу. В половине двенадцатого они въехали, наконец, в душный Неаполь.
Знаешь, Энрико, я пойду, пожалуй, позавтракаю в баре поблизости.
Хорошо, я сделаю свои дела и найду тебя там. Это за углом, на маленькой площади.
Спасибо.
Едва она взяла ячменный кофе и свежую выпечку с рикоттой, как Энрико вернулся, сел напротив и долго говорил по телефону со своей пациенткой, раздраженно закатывая время от времени зеленые с карим оттенком глаза. Пациентка чего-то от него страстно хотела, а доктор активно сопротивлялся и, в конце концов, начал выходить из себя:
Сеньора, я Вам уже десять раз это повторил! Ничего другого предложить не могу!
Закончив разговор, доктор вздохнул. Вообще он часто вздыхает. Алла вспомнила своего московского врача-гомеопата, для которого вздох симптом недомогания, даже если речь идет лишь о нервном переутомлении.
Такая кошмарная эта пациентка! Ей уже семьдесят, а она с живого не слезет, пожаловался доктор Кокки.
Болеет человек А ты клятву Гиппократа помнишь?
Помню снова вздохнул доктор.
Он галантно расплатился за кофе, и они поехали в неизвестном Алле направлении.
Кондиционер шпарил так, что у гостьи замерз кончик носа.
Можно убавить немного? попросила она осторожно, боясь показаться капризной.
Конечно, аморэ! Всё для тебя!
Опять «аморе»! А ведь Алла уже попросила придумать для нее более оригинальное прозвище. Некогда, значит, ему думать. И сейчас он тоже занят тем, что развозит какие-то бумаги по разным адресам.
Ехали молча. За окном мелькал город, хаотичность которого поражала даже из автомобиля. Логики в расположении кварталов Алла не находила они строились, по ее мнению, пьяными от раскаленного солнца людьми.
Совершенно не понимаю топографии Неаполя, поделилась она.
И не поймешь. Он таков на самом деле запутанный, странный, расположенный на разных уровнях, не без любви ответил коренной неаполитанец.
Следующий пункт назначения оказался на улице Джакомо Леопарди.
Тебе нравится этот поэт? поинтересовалась Алла.
Очень
Прочти пару строк, если можно? Хочется услышать Леопарди на родном языке.
Так сразу не могу. Я должен подготовиться, засмеялся Энрико.
А что тебе еще нравится?
Романтическая музыка, итальянский шансон хорошего уровня, в котором можно различить тексты и мелодию. Хорошая литература. «Доктор Живаго» Пастернака. И умные женщины. Улыбнулся итальянец лукаво.
Все мало-мальски образованные иностранцы знают «Доктора Живаго», благодаря знаменитой экранизации романа с относительно молодым Омаром Шерифом в роли Юрия. Алла считала и этот образ, и всю постановку лубочной и слащавой. А они в восторге.
А еще мне нравятся немецкие сосиски, но не традиционные, а белые, анемичные на вид, признался доктор.
А Нюрнбергские.
Ох, и вкусные
Энрико привез свою новую знакомую на площадь, к станции метрополитена «Золотая медаль», снабдив тремя билетами на все виды внутригородского транспорта, общим сроком действия четыре с половиной часа.
У станции с таким названием ты не потеряешься, заверил он с улыбкой. Осматривай город. Вернешься вечером сюда.
Получу золотую медаль? озорно улыбнулась она.
Обязательно.
Доктор торопился в студию, его ждали измученные болезнями пациенты. Алле предстояло изучать Неаполь самой. Правильно сделала, что не надела элегантную обувь, а ограничилась комфортными сандалиями. Как римская матрона.
Выйдя через две станции, в надежде увидеть исторические памятники, она не промахнулась перед глазами стоял столбик с надписью: крепость Сантельмо. Неаполь щедрый. Вы увидите в нем все, что захотите.
Поднимаясь в горку замедленным от жары шагом, Алла с удивлением отмечала, что жители, бесцветно передвигающиеся в ее ареале, совершенно не обращали внимания на красоту их города. На балконах сушилось белье, вытягивались в тени кошки, стрекотали мотоциклы и шуршали машины, из супермаркета выходили озабоченные люди с набитыми всякой всячиной пакетами, на лавочке валялась пустая пластиковая бутылка город как город. А о нем мечтают миллионы.
Алла вошла на территорию крепости и, не зная, где тут вход и можно ли вообще исследовать сооружение изнутри, прошла вперед, к скамейке под огромным деревом, дабы передохнуть после восхождения в гору по тридцативосьмиградусному пеклу.
Сеньора, справа от вас находится касса, вы должны взять билет, раздалось ей вслед из громкоговорителя.
Невидимка в стеклянной будке подумала, что туристка собралась откусить кусочек Неаполя бесплатно. В божественных метрополиях пристрастно отслеживают каждый евро. Алла снисходительно улыбнулась на глупое подозрение и пошла за билетом. Заплатив три евро, она взмыла в лифте на седьмой этаж и оказалась свободной: стой в оцепенении, охай-ахай, наводи фокус, озирайся в изумлении на спутника, если таковой есть в наличии за плечом Это даже не восторг. Это приобщение к вечному, непреходящему, хоть вулкан Везувий и пытался сорок три года назад изменить окрестности своим извержением и превратить еще разочек вечное в ничто. Теперь он затаился.
Смотровая площадка крепости оказалась залита солнцем настолько, что выглядела, как едва начавший проявляться негатив. Народу практически не было. Два корейца завороженно поднимали к плоским лицам фотоаппараты каждые двадцать секунд. Алла подошла к краю стены и замерла перед ней развернулась панорама Неаполя в триста шестьдесят градусов. Макушку синеющего вдалеке Везувия украшало белое облачко. Корейцы возбужденно верещали с такой интонацией, словно им совершенно не нравился Неаполь сверху.
Отсюда был виден и Капри в дымке, и огромный порт, и корабли на рейде, и северный мыс, и паром вдалеке, и крыши домов, оборудованные под терассы: с цветами в кадках, с пустыми шезлонгами и большими зонтами от солнца. А еще с высоты отчетливо проступала хаотичность застроек улица вдруг резко меняла направление и начинала петлять, словно у архитектора поплыл чертеж. И дома примыкали друг к другу очень плотно наверное, из экономии пространства. Чтобы в этой изумительной бухте нашлось место всем желающим.
Вечером Алла, желая раскрыть для себя тайны личности Энрико, обратилась к нему:
Вот ты коренной неаполитанец. А когда ты последний раз был в этой крепости?
Хм Да лет этак пятнадцать назад, наверное.
Ничего себе А у тебя есть любимое место в городе?
Да. Музей археологии. Он сейчас закрыт. Я тебе покажу потом.