«Ублюдки!».
Волков чуть проехал вперёд:
Вилли, хватит, отводите людей! Отводите!
Он не мог допустить сейчас таких потерь.
Капитан Вилли даёт команду, и стрелки бегом покидают свои позиции, и тут же арбалетные болты начинают лететь уже в людей Фильсбибурга. Тянуть нельзя, время сейчас не на стороне генерала, он едет к капитану:
Капитан
И тут за спиной Волкова Максимилиан вдруг выругался:
Дьявол!
А потом кричит господин Фейлинг, и в голосе его слышится страх и возмущение:
Максимилиан, вы ранены!
Волков оборачивается.
Болт ударил знаменосца в щёку, под правую скулу. Распорол её, кажется, выбил зуб, зацепился за край шлема и упал вниз. Из разорванной щеки на горжет и кирасу обильно течёт кровь.
Вы ранены, Максимилиан! продолжает кричать бестолковый Фейлинг.
Замолчите, болван! орёт на него Волков и уже спокойнее говорит Максимилиану: Прапорщик, отдайте знамя сержанту Хайценггеру.
Сержант, услыхав это, тут же подъезжает к ним. Он готов взять знамя, дело это для всякого почётно.
Нет-нет, я в порядке, с трудом отвечал молодой прапорщик, доставая из седельной сумки чистую тряпку и прикладывая её к лицу.
«Не хватало ещё, чтобы эти ублюдки мне знаменосца убили или чтобы он знамя уронил».
Капитан Фильсбибург, говорит Волков, идите уже на них, врежьте им как следует.
Да, генерал, отвечает капитан, барабанщик, играй «готовься».
Пока Вилли стрелял, Фильсбибург выровнял линии и, взяв из резерва людей, пополнил их. Теперь его восемь полноценных линий выглядели заметно внушительнее, чем шесть неполных линий врага.
И пошли солдаты кавалера вперёд. Сошлись. Теперь, не имея возможности стрелять в солдат Фильсбибурга, арбалетчики горцев сразу стали кидать болты в Волкова, Максимилиана и молодых господ. Волков хотел быть ближе к своим солдатам, но один болт попал ему в шлем, тут же ещё один порвал знамя, ещё один царапнул незащищённую в тот момент руку Румениге, и ещё один слегка зацепил шею его коня. Болты сыпались дождём пришлось отъехать, чтобы сохранить лошадей.
И опять понесли солдат к забору, чтобы уложить в ряд своих раненых и мёртвых товарищей. А горцы дрались так, что не только сами не уступали, а ещё давили на баталию Фильсбибурга.
А у забора уже человек тридцать лежит, кавалер перестал считать мертвых и раненых. Он надеялся, что и противник несёт потери. Да нет же, он знал, что так и есть, но противник на своей земле. К ним помощь может прийти в любую минуту, а вот к нему
Он сжимал и разжимал кулаки, приходя в ярость. Злился он в основном на Фильсбибурга, полагая, что тот слишком хладнокровен во время дела. Это было невыносимо. Генерал не мог вот так сидеть и ждать, зная, что дорога каждая минута, что всякая следующая может всё изменить, всё перевернуть ему во вред и привести к разгрому.
Фейлинг, рявкнул он, дайте-ка мне мою секиру.
Господин генерал, только и произнёс оруженосец.
Сержант Хайценггер, ты и твои люди со мной, знаменосец тоже, продолжал генерал, уже слезая с коня.
Господин генерал, сие не должно вам, вдруг заговорил Максимилиан, так и держа окровавленную тряпку возле лица, видно было, что он не согласен с приказом, на памяти кавалера первый раз прапорщик заупрямился и оспаривал его решения, но ума возражения свои излагать тихо у него хватило, если вас даже просто ранят, дело будет проиграно Дело и вся кампания. А может, и всем вашим людям конец придёт.
Волков не слушал, он уже ногу из стремени достал, но тут к ним подбегает капитан Вилли и сообщает:
Их арбалетчики убежали, господин генерал, пусть Фильсбибург отведёт своих людей, я ещё постреляю, теперь у них доспехи похуже будут, теперь мы их свинцом нашпигуем. Только дайте.
Волков размышлял всего мгновение. Дело было не в предложении молодого капитана стрелков, дело было в том, что Максимилиан прав. Сейчас, когда всё словно подвисло на волоске или, вернее сказать, висит на весах взбалмошной Фортуны, лучше не рисковать.
Хорошо, капитан Вилли, передайте Фильсбибургу, пусть отводит баталию, наконец произносит генерал и снова ставит ногу в стремя.
Он надеялся, что сейчас горцы пойдут за отступающими и выйдут на широкое место, и тогда он точно сам поведёт резерв и гвардейцев, чтобы смять им фланг. Но офицер за спинами горцев не собирался покидать позицию. Стал ровнять ряды.
«Ждёт, он точно кого-то ждёт».
А к ним уже побежали стрелки Вилли.
«Высаживались на заре, а сейчас осталось, кажется, два или два с половиной часа до полудня».
Единственное, что его утешало, так это то, что, выровнявшись, враги едва набрали пять целых рядов, да ещё дюжину людей.
А Фильсбибург из резерва брал себе в пополнение столько людей, чтобы снова выставить восемь полноценных рядов. В резерве же осталось едва пять десятков свежих солдат.
Как только Вилли вывел на позицию стрельбы первую свою линию, так Румениге сообщил:
Хенрик с Каренбургом едут.
Господа подъехали, Волков едва сдерживался, чтобы не поскакать к ним навстречу, так он хотел знать новости.
Брюнхвальду тяжко, сразу заговорил фон Каренбург, против него было шесть сотен горцев. Да ещё арбалетчики одолевают, он просит вас больше навалиться на свой край, чтобы отдышаться.
Только Роха его и выручает, продолжает за товарища Хенрик. Говорят, дураки-кавалеристы горцев стали из лагеря выезжать, чтобы построиться для атаки, а Роха к ним подошёл на сто шагов и так их ударил, что половину лошадей им сразу перебил, им пришлось спешиться.
А наших кавалеристов не видели? Вы были на берегу? задал самый главный вопрос кавалер.
Нет, господин генерал, через берег мы проехали, на берегу никто не высаживался.
Берег был пуст.
Тут он понимает, что ко всем его ошибкам, совершённым в этом деле, прибавляется ещё одна. Никак нельзя было отдавать приказ о погрузке кавалерии в первую очередь. Теперь ему было ясно как день, что первым нужно было грузить Кленка. Его ландскнехты погрузились бы в три раза быстрее, чем кони фон Реддернауфа.
Да ещё в две баржи сразу влезло бы три сотни человек, а кавалеристов в те же две баржи всего сотня, если не меньше.
И только сейчас это ему стало ясно. Как пришлись бы сейчас кстати хотя бы три сотни этих отличных пехотинцев. Хоть ему, хоть Брюнхвальду с Рохой. И на кого теперь орать, на кого зубами от ярости скрипеть, как не на себя.
Он смотрит на баталию Фильсбибурга, капитан пополнил её, в ней снова восемь рядов по тридцать человек. В резерве уже меньше пяти десятков.
Значит, у полковника Брюнхвальда тяжко? спрашивает он.
Да, генерал. Потери у него и Рохи велики, отвечает фон Каренбург. Хенрик кивает, соглашаясь с ним.
Господа Хенрик и фон Каренбург, говорит генерал, прошу вас проводить этот отряд, он указывает на оставшийся у него резерв, в помощь полковнику Брюнхвальду.
Да, господин генерал, отвечает за обоих фон Каренбург.
Прошу вас, сделайте это со всей возможной поспешностью. А на обратном пути снова заезжайте на берег, посмотрите, не выгружаются ли кавалеристы.
Будет исполнено, господин генерал, кланяется фон Каренбург.
Глава 14
Снова пороховой дым заволок улицу. Вилли командует линиями, в этом он поднаторел. Волков снова видит, как после каждого выстрела строй врага покидают раненые. Или товарищи их уносят или сами выходят.
«Крепче, крепче бей сволочей, Вилли, не зря же я тебя капитаном утвердил, бей их быстрее, пока снова не прибежали арбалетчики».
Стрельба линиями, которую изобрели Вилли и Роха, действительно эффективна. Из восьми десятков людей, что были в распоряжении молодого капитана, шестьдесят уже отстрелялись и, отойдя назад, спешно заряжают оружие, а на линию стрельбы выходят последние двадцать человек.