Что это значит? Вы получили от него письмо или все-таки…
-Да, - кивнул Эрнан. - Сейчас он гостит у меня в замке.
-Ясно. - Герцог немного помолчал, предаваясь мрачным раздумьям, потом спросил: - Филипп рассказывал о моем письме?
-Да.
Снова молчание.
-Ну что ж, - наконец заговорил герцог. - Это вполне естественно. Было бы глупо с моей стороны надеяться, что он мигом позабудет обо всех обидах и сразу же явится ко мне. Для этого Филипп слишком горд и самолюбив… Впрочем, кто бы не обиделся, если бы его, точно шелудивого пса, прогнали из родного дома. Не знаю, сможет ли Филипп простить мне это… и все остальное тоже.
В словах герцога было столько горечи, что растроганный Эрнан не сдержался:
-Филипп не злопамятен, монсеньор, и не таит на вас зла. - Затем он все же добавил: - А Господь милосерден.
Герцог тяжело вздохнул:
-То же самое сказал мне на прощание Филипп. Но тогда я не прислушался к его словам, я вообще не желал слушать его. И лишь потом, когда он уехал в Кастилию, я начал понимать, как много он для меня значит… Да простит меня Бог, я не любил ни одного из своих детей, а Филипп и вовсе был у меня на особом счету. Но вместе с тем, сам того не подозревая, я очень дорожил им и где-то в глубине души всегда им гордился. Филипп был отрадой для моего отцовского самолюбия, ведь Гийом и Робер… Что толку скрывать: я стыдился их обоих, особенно Гийома. - Герцог угрюмо посмотрел на Эрнана. Однако в его взгляде не было ни враждебности, ни осуждения, ни порицания, а была лишь слепая покорность судьбе. - Теперь Гийом мертв, и мне приходиться стыдиться только одного сына - Робера. По правде говоря, я даже рад, что он уехал в Марсан. Издали его пороки не так бросаются мне в глаза.
Герцог снова умолк, плеснул в свой кубок немного вина и выпил.
-А вот Филиппа мне не хватает, - задумчиво произнес он. - Почти семь лет мне понадобилось, чтобы понять это. Почти семь лет я потратил на борьбу с собой и со своей гордыней - ведь именно я должен был сделать первый шаг к примирению.
-И вы его сделали, монсеньор, - сказал Эрнан.
-Да, сделал. Но не слишком ли поздно? Я так долго и упорно отталкивал от себя Филиппа, что, боюсь, он не сможет и не захочет вернуться ко мне… как мой сын. Он будет здесь жить, будет моим наследником - но не сыном.
-Уверяю вас, монсеньор, вы ошибаетесь, - убежденно ответил Шатофьер. - Филипп по-прежнему относится к вам с глубоким почтением. И кстати, коль скоро мы заговорили о наследстве. Как я понял, вы не только признаете Филиппа своим наследником, но и намерены передать ему во владение Беарн.
-Ах, это! - небрежно произнес герцог, будто речь шла о каком-то пустяке. - Да, я уступлю Филиппу Беарн с Балеарами, а также сделаю его соправителем Гаскони. Я не хочу, чтобы он находился подле меня только в ранге наследника, на положении мальчика на побегушках. После всего, что случилось семь лет назад, для него такая роль была бы унизительной.
«Это уж точно», - подумал Эрнан.
-А что касается меня, - продолжал герцог, - то я с радостью переложу часть государственных забот на его плечи. Я уже стар, а он молод и энергичен, да и способностей ему не занимать. По моим сведениям, он отлично справляется с Кантабрией и уже зарекомендовал себя Кастилии как зрелый государственный муж.
-Он зарекомендовал себя еще здесь, в Гаскони, - заметил Эрнан.