– Спасибо, что пришли. Знаю, вам не терпится узнать последние новости о команде. – Он косится на меня.
Я уже устал стискивать челюсти, изображая спокойную решимость.
– Первым делом – ответ на первый вопрос, который, как я знаю, вы хотите задать. Результат анализа крови Джека Хоука готов. На момент несчастного случая в ней не было ни алкоголя, ни наркотиков. Нет никаких причин исключать его из команды. Правда в том, что все мы стеной стоим за Джека. Мы его поддерживаем. Он был и остается лидером «Тигров». – Долгая пауза. – А теперь вопросы. Если они есть, Джек готов на них ответить. Уверен, вы знаете, что он годами не отвечал на вопросы репортеров, но сегодня он согласился нарушить молчание.
У меня так колотится сердце, что его удары слышны, наверное, каждому в этой комнате.
Внезапно в комнате появляется Эйден. Прислонившись спиной к стене, он отыскивает глазами человека из Adidas. Все ясно, Джек Хоук – больше не лицо Adidas. То, что они от меня отвернулись, не должно удивлять: с момента выхода книги Софии я этого ждал. Полагаю, события этой недели стали просто вишенкой на торте.
Дверь снова открывается, и я вздрагиваю. В инвалидном кресле въезжает Тимми Кейн, тот мальчишка, которого я сбил; одна рука у него в гипсе. За спиной у него маячит мамаша. Они замирают рядом с Эйденом.
Ему-то что здесь делать? Он еще ребенок.
В следующее мгновение я обо всем забываю: ко мне кидаются репортеры, камеры наведены на меня как стволы.
– Джек, вам предъявлено обвинение в причинении вреда по неосторожности?
– Джек, вы знаете, что сбитому вами мальчику всего десять лет?
Наверное, они еще не заметили, что он здесь.
– Джек, вам известно, что болельщики запустили петицию с целью исключения вас из команды?
– Джек, это правда, что София Блейн пишет о вас статью для Cosmopolitan? Она утверждает, что вы заставили ее сделать аборт.
Ни к чему я ее не принуждал! У меня пересохло во рту, голова идет кругом.
– Джек, почему вы не даете интервью?
Голоса сливаются в один, крику все больше, толпа пожирает меня глазами, я сижу весь мокрый. Стискивая под столом руки, я молюсь, чтобы никто не заметил, что меня тошнит. Все силы уходят на то, чтобы сохранить спокойное выражение лица. Ни на что не реагируй. Говори тихо. Спокойствие – твое спасение.
Всех опережает парень в джинсах, с бейджем канала ESPN на груди. Узнаю его: это Джон, ведущий популярного ток-шоу, крупная медийная величина.
– Джек, можете точно сказать, что случилось?
Я киваю, но голоса нет. Я делаю свою дыхательную гимнастику: четыре коротких вдоха, один глубокий – и длинный выдох.
– Эй, лови! – доносится издали голос Девона. Он стоя держит футбольный мяч – я не видел, что он его притащил.
Включается автопилот, я вскакиваю и инстинктивно ловлю мяч.
– Когда мяч у тебя, ты не можешь молчать. Ты всегда говоришь нам, как действовать. – Он ухмыляется, я отвечаю тем же. Не скрою, держа в руках кожаный мяч, я обретаю желанное спокойствие. Это – мое, я дома.
Он понимающе кивает и садится, сутуля спину.
Я стою лицом к моим недругам – и к мальчишке, которого покалечил, – держа в руках то, что мне дороже всего.
Придется тебе им ответить.
Твоя задача – вправить им мозги.
В комнате жара, с горящим лицом я поворачиваюсь к репортерам.
Все затаили дыхание и ждут; некоторые уже строчат в своих блокнотах – не иначе, фиксируют свои удачные мысли на тему того, какой я идиот. Им невдомек, как мне тяжело, как страшно стоять вот так перед незнакомыми людьми.
Стискивая мяч, я откашливаюсь. Вся комната замирает в ожидании.
– Спасибо, что пришли.
Ничего не могу поделать со своим низким голосом, стараюсь только смягчить сварливый тон.
Вижу, Девон показывает мне язык, и усмехаюсь. Это помогает!
Набираю в легкие воздух и иду к подиуму.
Выше голову, Джек. Что с того, что ты наделал ошибок на первых шагах своей карьеры? Зато ты отдал этому городу лучшие годы своей жизни. Я стараюсь унять волнение, расплести комок нервов в груди, посадить их на цепь.
– Случившееся три дня назад было несчастным случаем, – начинаю я. – Я уезжал со стадиона после тренировки, двигался задним ходом со своего парковочного места и, не заметив мальчика на самокате, толкнул его бампером. Результат – перелом руки и растяжение лодыжки. Врачи говорят, что он идет на поправку. – Я говорю все резче. – Правда в том, что в этой истории нет ничего выдающегося. Аварии происходят ежедневно, в этой, к счастью, обошлось без серьезных травм. Я благодарен за это судьбе и намерен не терять контакта с Тимми и с его семьей.
Некоторые удивлены моим ответом. Если не считать пятисекундного интервью на поле, когда адреналин помогает сладить с поднесенным к моему лицу микрофоном, то это – максимум моего красноречия за все время выступления за команду. Тренер, зная этот мой пунктик, позволяет мне помалкивать на пресс-конференциях после матчей и самостоятельно разбирает игру.
В бой кидается один из репортеров:
– Вы сбили его из-за невнимательности? Некоторые свидетели утверждают, что вы в это время говорили по телефону.
Я поджимаю губы. Какие еще свидетели? Там не было ни души.
– Вы в курсе, что Тимми предложили деньги за рассказ об этом происшествии? Говорят, вы кричали на него, отказывались вызывать «Скорую»…
– Дайте я отвечу, – раздается слабый голосок, и все поворачиваются к Тимми. Мать толкает вперед его инвалидное кресло, репортеры уступают им дорогу.
Проклятье!
Я протискиваюсь к ним. Какой-то репортер сует мне в лицо микрофон.
– Вы знали, что он будет здесь сегодня, Джек?
– Нет! – отмахиваюсь я.
Лоренс зовет меня обратно, но меня уже не остановить: нельзя допустить, чтобы подлая свора затравила мальчишку!
Пробившись к нему, я бросаю мяч. Он ловит его, я кладу руку на его худое плечико. Он совсем тощий, волосы коротко подстрижены, на носу очки. Одет в ярко-желтую футболку «Тигров» с номером 1 (моим), смотрит на меня во все глаза.
– Слушай, дружок, ты не обязан что-то отвечать. С репортерами лучше не связываться.
Он хмурится.
– Знаю, ты не велел мне приезжать, но мама сказала, что привезет меня. Мне трудно отказать, когда я принимаюсь ныть.
Я смотрю на Лауру. Та с улыбкой пожимает плечами.
– Всю ночь клянчил! Боюсь, он три дня подряд только и делал, что смотрел матчи по ESPN. Он тревожился за вас, особенно когда услышал, что вас обвиняют в пьяной езде.
С какой стати мне быть пьяным при отъезде со стадиона? Никто об этом не спрашивает, им лишь бы посудачить.
Нас теснят репортеры, я останавливаю их свирепым взглядом:
– Назад! Он всего лишь ребенок!
Впрочем, Тимми купается во внимании, он уже болтает с Джоном из ESPN, каким-то образом оказавшимся по другую сторону инвалидного кресла.
– Тимми, расскажи, как все было. – Тот тычет микрофоном в детское личико.
Тимми окидывает Джона взглядом, его подбородок торчит как острие копья.
– Я расскажу. Мистер Хоук на меня не кричал, тот, кто это говорит, – лгун. Он сразу вызвал «Скорую» и даже поехал на ней со мной, потому что мама еще не знала, где я. Я приехал в Нэшвилл на автобусе, взял в аренду самокат, обдурил охрану и заехал на стоянку стадиона.
– Ты заядлый болельщик «Тигров»? – спрашивает его Джон, зло косясь на меня. – Сейчас многие не хотят за них болеть.
Я скрежещу зубами. Тимми кивает.
– Джек сидел со мной, пока мне вправляли перелом и накладывали гипс. Он ушел только ночью. И не собираюсь я продавать никакую историю, потому что продавать нечего. – Он укоряет репортеров взглядом, и я не могу удержаться от гордой улыбки.
Правда, часть меня подозревает, что его мать рассчитывала на большее. Трудно было не заметить, что эта семья не слишком процветает. Одеты чисто, но бедненько, квартирка в Дейзи…
Дейзи?
Я замираю, осознав связь, но Тимми продолжает говорить, и я переношу все внимание на него.