Внезапно их чуть не сбил с ног сильный порыв ветра, несшийся справа.
– Степ, как здесь может быть ветер? – не удержалась Нора. – Тут же столько деревьев, я не понимаю!
– Стихия, – веско ответил Степан и тут же снова оказался в ветряной струе, дувшей в обратную сторону со странным свистом, словно кто-то очень большой шумно втягивал в себя воздух.
– Ничего себе стихия! – воскликнула Нора.
Эти странные порывы ветра повторились еще несколько раз и постепенно прекратились, пока Нора и Степан шли дальше. Просвета не было, и молодой человек опять стал волноваться.
– Степ, мы же идем на север, почему до сих пор не вышли из леса? – опять нервно спросила его подруга.
– Норочка, честно сказать? Я не знаю. Уверен, что идем правильно, а почему не вышли еще – не знаю. Скоро выберемся, не переживай. Ох, что это еще?
Нора, услыхав сдавленный возглас друга, проследила за его взглядом и увидела нечто еще более причудливое, чем земляное ухо. Неподалеку от них из земли высовывалась коричневая ладонь в человеческий рост.
– Земляная ладонь! Смотри, сначала ухо, теперь ладонь! Как же она держится? Кто это сделал? – дрожа всем телом, Нора прижималась к Степану.
– Пойдем посмотрим, – потянул он девушку за собой. – Мы не собьемся, но нельзя же пройти мимо такого зрелища.
Ребята подошли совсем близко к громадной земляной ручище. Нора во все глаза смотрела на нее.
– Даже линии есть! – отметила она. Степан стал обходить ладонь с тыльной стороны, и в тот рука вдруг зашевелилась, наклонилась и сгребла пятерней несчастную Нору. Девушка страшно закричала, корчась в сжавшей ее ладони, но не могла вырваться, а Степан словно оцепенел. Ладонь все сильнее сжимала Нору, и та стала хрипеть, задыхаясь в столь ужасных объятьях.
– Степа, помоги! – едва смогла прошептать она, рука с хрустом сжала ее в комок и бросила на землю бездыханное тело. Степан, трясясь как в лихорадке, вдруг сорвался со своего места и криком побежал прочь, слыша как трещат в след ему, ломаясь, корни деревьев, которые рвала страшная рука, рыхля землю и пытаясь схватить его.
Он бежал долго, спотыкаясь о корни и падая. Все лицо его было изранено ветвями деревьев, словно нарочно преграждавших ему путь. Снова попал он в порыв воздуха, который потянул его за собой, а потом оттолкнул. Затем опять потянул, и Степана повлекло куда-то на ослабевших от долгого бега ногах. Встречных порывов ветра больше не было, воздух толкал и толкал Степана, и вскоре тот увидел огромных размеров нос, выдававшийся из земли. Земляные ноздри с силой вдыхали в себя воздух вместе со Степаном, барахтавшимся в этом потоке. Парень стал цепляться за ветви и стволы деревьев, но не сил хватало. Поток воздуха был слишком мощным, и Степу неумолимо влекло к чудовищному земляному холму. Нос вдыхал с перерывами, и было слышно, как где-то неподалеку невидимые губы с шумом выдувают воздух. Через несколько секунд Степан оказался внутри одной ноздри, для которой он был словно для человека мошка. Земля и песок, вихрящиеся в земляной полости, тут же залепили ему лицо, не давая дышать, и огромный земляной нос, вдохнув последний раз лесной воздух, медленно осел в землю, оставив среди травы кучку взрыхленной земли.
Проталина
Альку никто не любит. У нее нет друзей, но есть обидчики, которые дразнят и досаждают ей. Привыкшая гулять одна, девочка зимой находит на пустыре у леса странную проталину, которая никогда не покрывается снегом…
Зима в этом году выдалась ранняя, не очень холодная, но снежная. Первый снег тонким слоем выпал еще в конце октября на радость сельской детворе, которая тут же накатала из него маленьких грязных снеговиков. К вечеру от них уже ничего не осталось, а через несколько дней уже совершенно белый и толстый покров упал на землю и больше не сходил.
Дети перенесли все свои игры на небольшой пустырь поблизости от леса. Для полного счастья рядом находился заброшенный песчаный карьер, крутые и пологие склоны которого под снегом превратились в чудесные горки разного калибра. Все вокруг было белоснежным: и карьер, и пустырь, и лес. И только возле самого леса почему-то оставалась без снега небольшая черная проталина, размером примерно метр на полтора. Сколько бы ни выпадало осадков, в этом месте снежный покров неизменно таял, и ребята постарше с умным видом объясняли, что тут, скорее всего, проходит теплотрасса, и в этом месте она слишком близко к поверхности. Детям вполне было достаточно загадочного слова «теплотрасса», после чего они теряли к проталине интерес.
Только Алька полюбила туда приходить. Обычно вся компания ее ровесников пропадала на карьере, катаясь на санках и картонках. Кто-то бегал на школьный двор, где залили каток. Иногда кучка ребят играла в прятки у самого краешка леса. Алька в основном бродила одна. У нее не было друзей. Дети ее сторонились, считая странной, и дразнили. Говорили, что она фантазерка, врушка и сумасшедшая, прямо как ее бабка. Однажды на переменке у нее отобрали тетрадку, где она записывала свои истории про другие миры, про людей, с которыми там подружилась. С тех пор отношение стало еще хуже. Полкласса смеялось, когда одна из заводил – Танька – в классе зачитывала вслух ее сказки и показывала рисунки.
– Да кому ты там нужна, в этих сказках, очкастая? – ржали одноклассники, терзая тетрадь с Алькиными мечтами. Кроме очкастой ее еще дразнили Рожноберой, потому что у нее была фамилия Рожнова. А Виталик, который ей нравился, вообще обозвал однажды Альдебараном. Почему-то этот Альдебаран переполнил чашу терпения, и она ревела дома в подушку часа два, а бабушка, которая тогда была еще жива, утешала внучку.
– Алюшка, так Альдебаран – это же звезда такая! Это тебя по имени звезды назвали, чего ж ты плачешь, милая?
Только вот Алька прекрасно понимала, что Виталик понятия не имеет ни о какой звезде Альдебаран. И то, что он говорит, означает всего лишь «Алька – баран!» Бабушка тоже, небось, догадывается, но разве она признает. Все про звезду талдычит. Вскоре бабушки не стало, и утешать Альку стало некому. Раньше они гуляли вдвоем, а теперь девочка бродила одна, стараясь держаться подальше от обидчиков. На улице могли и подножку подставить, и с горки насильно спустить, и снежками закидать. И почему они так ее ненавидят?
Алька часто смотрела на себя в зеркале и тоже начинала ненавидеть. Круглые очки на круглом блестящем лице. У нее была жирная не по возрасту кожа, и уже среди дня она начинала блестеть, чем вызывала насмешки одноклассников. А жидкие и при этом сильно кудрявые волосы никак не желали укладываться хоть в какую-то прическу. Может, поэтому Виталька и придумал противную кличку, потому что она кудрявая, как баран? Мальчишкам она не нравилась, а девочки старательно выделывались перед ними, обижая Альку.
* * *
Однажды Аля, как обычно, таясь от остальных, вышла на пустырь и набрела на загадочную «вечную» проталину. Был всего лишь конец ноября, но ей уже надоел холод и снег. А здесь – земля, чернозем. Рыхлый и даже на вид как будто жирный и плодородный. Бабушка учила ее, как ухаживать за огородом. Показывала семена и саженцы. Эх, жаль, что скоро зима. И в земле-то не повозишься. Но что-то как магнитом тянуло Альку к проталине, и она повадилась гулять и играть неподалеку, тем более, что остальных детей туда точно ничего не манило.
Как-то раз мама потащила Альку с собой в старый дом разбирать бабушкины вещи. Те, что после нее остались. Мама бабушку не любила. Она называла ее не иначе как «свекруха», и Алька думала, что это такое ругательное название старухи, только еще хуже. Ей всегда было очень обидно за бабушку. А теперь мама с подругами сновали взад-вперед по ее дому, сортируя, что на выброс, а что может пригодиться. Але она дала для разбора большую картонную коробку, и девочка уселась с ней на полу. Внутри лежало несколько игрушек, с которыми она играла у бабушки в гостях, а еще какие-то пустые пузырьки, бусины, сломанные прищепки. В общем, много совершенно ненужного хлама. Алька все пыталась придумать ему назначение, чтобы хоть что-то забрать себе бабушкиного, но у нее не получалось. Наконец она выудила приставший к стенке коробки небольшой бумажный пакетик, на котором было написано неровным почерком две буквы: З.С.