Скотт знал, что Энглтон, даже обладающий властью над ним, никогда не уволит разведчика такого уровня – и не потому, что он был дружен с самим Даллесом и начинал службу с ним в рядах ЦРУ с самого момента основания управления, а потому, что тот и правда был недюжинным специалистом в сфере, которая была ему поручена. Он, как никто другой, сумел сплотить вокруг себя коллектив резидентуры в Мехико и сделать так, чтобы на него работала добрая половина дипломатов и торговых работников со всего мира, базировавшихся в этом городе. Он слушал в столице Мексики всех и следил за всеми, кто мог представлять хоть какой-то интерес для Соединенных Штатов. А, учитывая, что этот город был соединительным звеном между Латинской и Северной Америками, такие навыки и методы работы были актуальны как никогда.
Энглтон и сам чувствовал себя не в своей тарелке еще вчера, слушая проповеди Гувера, заподозрившего его в недостаточной бдительности относительно перебежчика, но все же видно было, что он услышанным обеспокоен и хочет либо однозначно опровергнуть, либо подтвердить слова главы ФБР.
–А как все же быть с фактами? – вопрошал он. – Куда ты полученное 18 числа советским посольством письмо этого Освальда с прямыми угрозами в адрес Кеннеди? Оставим его без внимания или как?
Скотт снисходительно посмотрел на него и мягко, но убедительно ответил:
–Послушай, ты отлично знаешь, что я в курсе если не всего, что хоть косвенно угрожает интересам Америки, то достаточно многого. Мне доложили об этом Освальде задолго до того, как Гувер сунул нос в корреспонденцию московских дипломатов. И я принял должные меры – конечно, не такие, о каких мечтаете вы с Джей-Эдгаром, но все же наблюдение за Освальдом установил. Приказал в его деятельность не вмешиваться, не провоцировать его, не мешать, но глаз с него не спускать.
Энглтон пытался было что-то сказать, но Скотт не дал ему вставить слова и продолжал:
–Что же касается этого психа Гувера, то можешь передать ему, что его угрозы в мой адрес не сойдут ему с рук просто так. Если он основательно собрался сражаться со мной, то пусть будет готов ответить перед всем миром за операцию «Мангуст» – как за то, что он некогда сам надавил на тебя при решении вопроса о ее начале, так и за ее провал. Уверен, без его людей там не обошлось – в конце концов, разведка никогда не имела ничего общего с такими людьми, как эти Гамбино или Джимми Хоффа. А вот Бюро соприкасается с ними и их дружками каждый день и, понятно, это оно обеспечило операцию кадрами такого рода.
–Это война, Уинстон, – выставил ладони вперед Энглтон. – Я не хочу доводить до этого. Тем более, Управлению, в случае разборок, достанется много больше!
–Конечно, – согласно кивнул резидент. – Особенно в свете того, что неуравновешенный морпех с трехлетним стажем работы на стратегическом предприятии в самом сердце Советского Союза, преспокойно вернулся на родину и продолжает вести себя, мягко выражаясь, странно, а Управление почему-то ничего не предпринимает…
Скотт явно провоцировал конфликтную ситуацию. Но Энглтон его вызова не принял, очевидно, понимая, что его вина в похождениях Освальда не меньшая, а то и большая, чем вина Гувера. Рука мыла руку – и каждый остался при своем. Один – промолчав о бездействии коллеги, а второй – продолжив бездействовать даже в условиях очевидной опасности.
Как бы то ни было, уже на следующий день их должностные преступления дали о себе знать…
22 ноября 1963 года случилось то, что вскоре изменит жизнь и Энглтона, и Скотта, и Гувера, и Голицына, и Освальда, и еще многих десятков жителей США. В этот день Президент Кеннеди совершал рабочую поездку в Даллас, штат Техас, в рамках участия в президентской предвыборной кампании 1964 года. Двигаясь по Мэйн-стрит, кортеж Президента въехал в район Далласа под названием Дили Плаза и повернул направо, на Хьюстон-стрит. После того, как лимузин проехал мимо расположенного на углу Хьюстон-стрит и Элм-стрит школьного книгохранилища, ровно в 12:3050 раздались выстрелы. Большинство свидетелей утверждает, что слышали три выстрела, хотя отдельные свидетели говорили о двух или четырёх, или, возможно, даже пяти или шести выстрелах. Первая пуля, по официальной версии, попала Джону Кеннеди в спину, прошла насквозь и вышла через шею. Через пять секунд был сделан второй выстрел. Пуля попала Кеннеди в голову, проделав в правой части его головы выходное отверстие размером с кулак, так что часть салона была забрызгана фрагментами мозга.
Кортеж президента немедленно ускорился и через пять минут Кеннеди был доставлен в Парклендский госпиталь, расположенный в четырёх милях от места ранения. Осмотревший Кеннеди врач определил, что он ещё был жив, и предпринял первые меры по оказанию экстренной помощи. Чуть позже прибыл личный доктор Кеннеди Джордж Грегори Баркли, но в этот момент уже было очевидно, что попытки спасти Кеннеди были безрезультатны. В 13:00 была официально зафиксирована смерть, наступившая в результате ранения головы. В 13:31 в Парклендском госпитале была созвана пресс-конференция и исполняющий обязанности пресс-секретаря Белого дома Малколм Килдафф сообщил о смерти президента. Через 10 минут Сенат США прекратил работу, минутой позже закрылась Нью-Йоркская биржа. В 15:41 гроб с телом президента был погружен в самолёт, направлявшийся в Вашингтон, и доставлен туда ещё через 2 часа. Через 1 час 20 минут после выстрела в Кеннеди был арестован подозреваемый Ли Харви Освальд. В 20:00 ему было предъявлено официальное обвинение. Два дня спустя, во время перевода из полицейского управления в окружную тюрьму, Освальд был застрелен владельцем ночного клуба Джеком Руби. Это убийство попало в телевизионный репортаж и было показано в прямом эфире.
Началась новая, страшная эпоха в истории Соединенных Штатов и ЦРУ. Теперь скрыть то обстоятельство, что главный орган контрразведки знал обо всех передвижениях человека, не только угрожавшего едва ли не во всеуслышание убить Президента, но и осуществившего свою угрозу, было практически невозможно. Надежда на то, что ФБР и ЦРУ будут прикрывать друг друга, опасаясь сделать достоянием гласности собственные неблаговидные дела, еще была, но на глазах обоих ведомств становилась все более призрачной.
Досье (Ли Харви Освальд). Сразу после убийства Джона Ф. Кеннеди фигура Ли Харви Освальда стала притчей во языцех не только для американских средств массовой информации, но и для американских спецслужб. Дело было в том, что, при должной степени осмотрительности и бдительности с их стороны, далласских событий можно было избежать. Теперь предстояло решить, кто был прав, а кто виноват в вопросах пресечения деятельности Освальда, предшествующей событиям 22 ноября 1963 года…
Жизнь этого парня, родившегося в Новом Орлеане в 1939 году, ничем не отличалась от жизни его ровесников – обычное детство очень среднего класса с матерью-одиночкой, работа клерком и курьером, чтобы заработать немного карманных денег, служба в морской пехоте в японском Ацуги, обычные во все времена потасовки с сослуживцами. Правда, одно маленькое отличие все же было – во время срочной службы он стал марксистом и трезвонил об этом на каждом углу. Во многом, это повлияло на определение его дальнейшей судьбы, после возвращения домой…
В 1959 году, когда Ли исполнилось 20 лет, он решил эмигрировать. И не просто эмигрировать, а эмигрировать в СССР! Что и осуществил в октябре 1959 года. Сразу после прибытия Освальд заявил о своём желании получить советское гражданство, но 21 октября его ходатайство было отклонено. 51 Тогда Освальд вскрыл вены на левой руке в ванне своего гостиничного номера, после чего был помещён в психиатрическую больницу.