– Хани какой-то. Смешная ты.
Уютные женские беседы с Умницей потихоньку сошли на нет, а потом и вовсе пришлось переселить Умницу в сени. Просто однажды Петя, нависая на напряжённых руках, трудясь над Капой, вдруг чертыхнулся:
– Эта твоя клуха смотрит, будто всё понимает. Будто за нами третий подсматривает. Как хочешь, я так не могу.
Но ведь, в конце концов, это сама Умница своим волшебством привела Петю в дом, нет? Капа, излишне суетясь, устраивала тёплое гнездо в сенях. «Не обижаешься?» – а у самой сквозь виноватинку глаза предательски светились, плескались счастьем.
– Да всё нормуль, – успокоила Умница. – Если честно, мне, девушке в самом соку, тяжело смотреть на эту вашу еженощную эммануэль. Эх, мне бы такого петю-петушка. Как-никак, всех нас, женщин, бог сделал одинаковыми.
Но яйца несла исправно каждый день, и каждый день Капа их скоблила и вытряхивала тончайший сияющий порошок в баночку, а из яиц жарила Пете глазунью. Про золото ему пока не говорила, успеется.
Зимой Умница нестись перестала, объявила:
– Перерыв. Требуется восстановление сил.
И ещё была червоточинка в душе. Капа, наученная опытом, сразу прояснила обстановку: женат?
– Та, – отмахнулся он, – формально женат, а по сути – какая она мне жена? Пять лет уж не спим, одно название. Развестись не проблема. Но. Дочку не оставлю, даже не надейся. И не ревнуй. Слабенькая она у меня, доктора велят на море, а море кусается. Так что если скуповатым кажусь – прости.
Милый, милый! Теперь понятно, почему Петя не то что цветы или шоколадку – на продукты не раскошеливался, хотя с мёдом у него дела шли исправно. Как он любит дочку, как это отличает его от котяр мужского пола!
И какое милое слово: дочка, доченька, хочется повторять, будто на языке перекатывается речная гладкая галька. Муж, готовая дочка – вот так вдруг образовалась полная семья, сбылась мечта Капы. А что касается моря с целебным солнцем… У неё уже накопилась четверть баночки червонной пыльцы, откроешь – переливается, утром под солнцем, вечером под электрической лампочкой. Сдаст в скупку, поедут к морю втроём.
С Петиной дочкой Капа познакомилась в садике. Рослая молодая, упитанная кобылка раскачивалась на детской качели, железки жалобно поскрипывали. Но ведь коварная слабость до поры до времени может себя не проявлять. С виду-то молодые нынче все здоровые, а внутри…
– Здрасти, тёть Кап! Мне отец о вас рассказывал. Можно, мы с подружками у вас мой день рождения отметим? Вы такие зачётные пельмени лепите! А то мать ворчит, – она сморщила носик. Качнула серёжками в ушах, похвасталась:
– Золотые! Папка сегодня на днюху подарил, круто? На срочный заказ в местной ювелирке сделали.
Красноватый, старинный, червонный блеск – не турецкая дешёвка… Капа после работы припустила домой. Печурка пустовала. По дому витали дразнящие запахи жарева. В центре стола на блюде под промасленной салфеткой угадывались очертания птичьей тушки. Бросилась в чулан: гнездо пустое, только валяется несколько белоснежных перьев… И в сарае окровавленный топор загнан в чурбан.
… – Ненормальная, вот ненормальная! Из-за кого – из-за куры! Да я тебе из «Магнита» десяток бройлеров принесу! Смотри, пожалеешь, да поздно будет. Блин, я ещё намерения серьёзные имел, обручальные кольца вон на остаток заказал. Я-то бабу всегда себе найду, – орал Петя, волоча чемодан к «Ниве», подбирая выбрасываемые вслед манатки. – Деньги за стеклопакеты на карту сбросишь!
Яростно хлопнул дверцей, и так взвыл мотор – окна задребезжали.
Куриные косточки Капа зарыла под яблоней в огороде. На себя махнула рукой, по инерции ходила на работу, дома тупо смотрела в телевизор, с горя прибавила к имеющимся килограммам ещё десять, некрасиво раздалась в боках. А для кого быть красивой? У человека и так мало радостей – к чему себя лишать самой доступной: вкусно покушать? Только курятина ни в жареном, ни в варёном виде не лезла в горло.
И душа помаленьку успокоилась, улеглась, угнездилась, с трудом найдя место, где не так больно, скорчилась: не троньте меня. Иногда перед сном Капа доставала баночку, где к сохранённым пёрышкам пристало немного золотой пыли и они посверкивали, будто пёрышки Жар-птицы.
– Тётя Капа, вы неправильно сказку читаете!
– А как я читаю? – Капа очнулась от глубокой задумчивости, в которой пребывала последнее время. Она подменила убежавшую на полчасика воспитательницу, развернула первую попавшуюся книжку. Только здесь, в садике, пахнущем молоком и глажеными пелёнками, ей было немного легче.
– Вы читаете: «Капа плачет-плачет, а курочка кудахчет: «Не плачь, Капа, не плачь, хозяйка! Снесу я тебе другое яичко». Нужно не Капа, а дед и баба!
И в эту минуту кто-то маленький, нежный, будто проверяя, поскрёбся-постучался в Капин раздобревший живот пяточкой изнутри.
ДОРОГИЕ МОИ ПАЦИЕНТЫ
Война бахил
– Бахилы, пожалуйста? – и на пороге робко суёт голубенькие целлофановые комочки.
И эта туда же, а вроде интеллигентная женщина. У старенького папы сердечный приступ, явно ОКС (острый коронарный синдром). Счёт на секунды, а дочу волнуют её персидские ковры. Лепечет:
– Не ковры… Инфекция ведь. Улица, микробы на ботинках. Гигиена…
Если мадам волнует гигиена, пусть поменяет скользкий обмылок в ванной на нормальное мыло. Тут, конечно, я противоречу себе: родственникам не до того, чтобы перед приходом врача вынуть из обёртки свежий душистый кусок мыла, повесить чистое выглаженное полотенце… Но в краску её вогнал.
Ладно хоть женщина адекватная: не орёт, не трясёт перед носом бахилами, не прыгает со смартфоном, увлечённо снимая хронику – Дзиги Вертовы, ёпт. Чеховскому Ваньке в харю тыкали селёдку, а современному врачу – смартфон.
О бахилы! Знамя, вознесённое на поле ожесточённой битвы, венец военных действий между врачами и пациентами, верхушка айсберга, скрывающего толщи проблем здравоохранения, болевая точка, камень преткновения, момент истины, кипящая точка вулкана… А ещё позор истории отечественной медицины, низведение профессии врача до уровня, ниже которого пасть невозможно, уродливая гримаса дикого капитализма, рядящегося в белые социальные одежды… Уф, вроде, полегчало.
К счастью, в квартире не обнаружилось агрессивной гориллообразной особи мужского пола и обошлось без мордобоя. Интересно, в какой стране мира для врача скорой помощи избежать участи боксёрской груши на дежурстве – уже крупная удача?
Папе брызнули нитроспреем, дали разжевать аспирин с клопидогрелем, ввели в вену гепарин, увезли в больницу на ЧКВ (чрескожное коронарное вмешательство) – благо, располагалась недалеко.
Примета: если на вызове первый пациент мужчина – смена будет терпимая. Если женщина – весь день придётся пахать как папа Карло.
Новый свитер
Примета: дежурный врач не должен ложиться спать в носках – обязательно потревожат. Так и ложимся прикорнуть без носков.
Выезд на проникающее ранение, поножовщина. На месте уже братья наши меньшие – служба 02, пакуют злоумышленника. Оба, преступник и пострадавший, хорошо приложившись, но держатся на ногах. Раненый сидит на земле согнувшись, держится обеими руками за рукоятку ножа. Колотая рана плеча с проникающим инородным телом (ножом). Причитает:
– Ну Серёга, ну гад, в жизнь не прощу! Новый свитер… Только, падла, купил! Ни разу не надёванный…
Думали, у человека агональное состояние – нет, вполне адекватен, фотореакция зрачков нормальная, ситуацию осознаёт, на вопросы отвечает разумно. Но едва бросит взгляд на торчащую из плеча рукоятку – мотание лохматой головой и рычание: «Новый свитер, поносить не успел, продырявил, падла, теперь на выброс!»
Кто его раздевает – тот слёзки проливает