Вот как начиналось бы описание ее биографии в «Википедии». Родилась Рашель в Нью-Йорке в семье, относящейся к ортодоксальной ветви иудаизма. Ее отец, бездарный и ненадежный человек, был потомком последователей венгерской хасидской династии Сигет Тейтельбаума, а мать, родом из бедной лондонской еврейской семьи, отличалась неуемными амбициями. Прибыв из Лондона в США с целью выйти замуж за хорошо обеспеченного хасида, она мечтала еще и найти путь к самореализации – получить образование, работать. Но никакого другого выхода осуществить свои планы, кроме как сбежать из секты, она не найдет. Рашель повторит судьбу матери, но, в отличие от нее, прихватит с собой свою малолетнюю дочь.
Глава 5
А поговорить?.. Или послушать?.. Впрочем, какая разница!
Изредка я нарушала молчание для того, чтобы прояснить значение того или иного слова или фразы, произнесенных Рашель. Помимо этого долг гостеприимства побуждал меня предлагать ей то или это, а моя врожденная тактичность интеллигентного человека (ну, что есть, то есть, отчего бы об этом не сказать) … Да, так вот, моя врожденная тактичность интеллигентного человека принуждала меня во время беседы отвечать на вопросы Рашели.
По всему было видно, что Рашель чувствует себя уютно, и мне это было приятно. Видимо, оттого она и держалась со мной запросто, как будто мы были знакомы с ней лет сто. Нужно сказать, что ее легкость, непринужденность и доверительность распространились и на меня. Собственно, ничего не зная о ней, я ощущала исходящие от нее флюиды приветливости, доброты и искренности. Словом, Рашель произвела на меня очень хорошее впечатление, которое, кстати сказать, со временем только усилилось.
С огромным интересом слушая Рашель, я не преминула подробно рассмотреть ее. Когда Рашель делала паузу, силясь что-то вспомнить, она подносила указательный палец к плотно сжатым губам, а остальными, собранными в кулачок, подпирала подбородок. Тогда-то я и обратила внимание на ее руки и мысленно возмутилась проделкой природы. Тонкий указательный палец с крупными набалдашниками-костяшками был жутко некрасив. Но слушать Рашель было одно удовольствие. В ее манере говорить было столько обаяния, что это вполне перекрывало недостатки ее внешности.
Когда она меняла положение своего изящного тела, все выше и выше забираясь на диванные подушки, я улучила момент и перевела взгляд на ее ноги. Нет, Боже упаси, меня совершенно не интересовала красота ее стройных ножек! Я с удовольствием смотрела на ее ноги лишь потому, что она, прежде чем залезть на мой диван, сняла сапоги.
В Америке не принято снимать обувь. Я поддерживаю эту традицию – сама не делаю этого в гостях и другим не позволяю у себя дома. При этом я категорически не приемлю привычку класть ноги на стол или же расположиться в обуви на диване, как это делают многие американцы.
И сегодня, глядя на нежно-розовый, еле заметный сквозь колготки педикюр Рашель, я была безмерно благодарна ей за то, что ей хватило такта, перед тем как довольно по-свойски расположиться на моем диване, стащить с ног сапоги. Ох, эти сапоги! Высокие такие… из кожзаменителя… Потом, когда пройдет время… много времени… я деликатно выскажусь насчет преимущества модельных кожаных сапог перед дешевыми уродинами из кожзаменителя, и Рашель поймет свое заблуждение… Да, так вот, я была ей очень благодарна за то, что она сняла сапоги. Очень сомневаюсь, что у меня хватило бы смелости сделать ей замечание, если б она не разулась, и весь вечер пошел бы коту под хвост. Я с отвращением, ужасом и брезгливостью смотрела бы, как она елозит сапогами по моему дивану и только б и думала, как поскорее от нее избавиться!
И все же, чего греха таить, я с белой завистью смотрела на ее стройный и узкий стан, длинные ноги… У меня тоже такие бывают, когда я совершаю пробежку около полудня, и солнце светит мне в спину под углом в сорок пять градусов, и моя тень вытягивается…
Вообще-то, Рашель вполне могла бы потянуть на эталонную девушку Гибсона, если б ее глаза были посажены чуть дальше друг от дружки, а волосы убраны в высокую прическу…
Несмотря на кое-какие мелочи, Рашель мне безумно нравилась и очень нравилось ее отношение ко мне. Посвятив меня в детали своей жизни, она открыла для меня новый мир, а открывая его, она широко распахнула свое сердце. И этого невозможно было не оценить. Я много слышала о любви с первого взгляда, но ничего не знала о зарождении настоящей дружбы с фразы: «Позвольте задать вопрос!». Гм, забавно все сложилось!
Итак, пора рассказать что-нибудь о Рашель (конечно, с ее разрешения!).
После неожиданного исчезновения ее матери у отца Рашель появилась новая семья и до пятилетней дочери ему не стало никакого дела. Воспитывалась Рашель бабушкой и дедушкой, росла-мужала в окружении многочисленных теток, дядьев, кузенов и кузин.
– Я не помню, чтобы кто-нибудь из нас говорил друг другу теплые слова, чтобы мы когда-нибудь обнимались, были нежными, – с грустью вспоминала Рашель. – Мы были обязаны следить друг за другом и доносить деду. Согласно воспитательной методике моего деда Биньямина мы должны были это делать во имя спасения наших душ.
Многочисленные родственники относились к ребенку, брошенному матерью, по-разному. Те немногие члены семейства, которые имели финансовые проблемы или неурядицы в семейной жизни, обращались с Рашель ласково, по-дружески.
Светлые воспоминания детства Рашель связывает с бабулей Дамирой и неотъемлемой частью бабулиной жизни – кухней. Кухня со столовой, занимавшая третий этаж крупного особняка, представлялась Рашель «центром Вселенной», тем особенным местом, где она чувствовала себя защищенной, где было тепло и уютно и царила полная гармония с окружающим миром. Потом, когда Рашель повзрослеет, там же, на кухне, бабуля Дамира поведает ей о тяжелой жизни ее предков в Европе, о кровавых еврейских погромах, о гонениях на их народ, о катастрофическом положении евреев на оккупированных территориях во время Второй мировой, о концлагерях, в которых погибла вся бабулина семья. Расскажет она и о семье деда Биньямина, которой, Бару́х Хаше́м! (Слава Богу!), удалось сбежать в США из фашистского пекла.
Ну а пока здесь, на кухне, где витали вкусные запахи стряпни, иногда под «аккомпанемент» визжавшего миксера или жужжавшего блендера, обсуждали только хорошие новости, делились только пристойными слухами, вели только приятные разговоры. Другие, серьезные темы обсуждались мужчинами только в офисе деда, при закрытых для женщин дверях.
Сидя на высоком кожаном стуле между холодильником и столом, Рашель с детским любопытством наблюдала, как бабуля Дамира готовит еду на всю семью, и по мере сил и возможностей сама охотно принимала участие в этом процессе. Вот бабуля аккуратно кладет в электромясорубку кусочки говяжьей печенки для приготовления паштета. Затем добавляет карамелизованный лук, яркую морковь, солит и перчит смесь, что немедленно вызывает у обеих чиханье и заразительный хохот. А вот наступает ответственный момент: по заданию бабушки Рашель предстоит тщательно перемешать густую смесь до однородной массы. Девочка приступает к делу с огромным желанием и с видом заправского повара.
Как-то раз, готовя крем для очередного торта, бабуля, помешивая на плите в кастрюльке голландское какао с молоком, просит Рашель подсыпать чуток сахара, пока она сама заливает в смесь горячий черный шоколад. Глыба сахара, нечаянно вырвавшаяся из рук Рашель, изрядно подслащивает полуфабрикат, что вызывает у обеих секундную панику, охи-ахи, а затем все тот же добродушный смех. А каким неслыханным блаженством было для Рашель наконец-то дождаться кухонную лопатку, чтобы слизать с нее остатки готового крема…