Начальник Чистоплюев как раз возвращался с почти интимного совещания в интересах кампании с обезьяноподобного вида поставщиком товара, как вдруг заслышал тихий шорох в его личном кабинете. Это просыпался менеджер Стрекопытов, надежно оставленный по сильно пьяному делу менеджерицей Марианной Пухлогубовой в кабинете папеньки – начальника. Менеджер Кряфк Стрекопытов не подразумевал, что Марианна Пухлогубова – единокровная дочерь Чистоплюева в доофициальнобрачную эпоху. Тут все и раскрылось: Марианна – дочь, значит, он, старший менеджер Стрекопытов, если что, сыном начальника будет. Это ура! – победа! Теперь задача: уломать менеджерицу выдать ему ключи от ее входной сердечной двери, которую автоген его взгляда не взял без онлайн – уроков гимназистов на большой перемене.
– Всё впереди, товарищи! – спьяну рявкнул в микрофон менеджер Кряфк Стрекопытов.
Что именно и у кого впереди – продолжения не последовало.
Микрофон был подключен к онлайн – связи со всеми офисами концерна, включая зарубежные.
Не ждал – не гадал Стрекопытов, что окажется в начале пути как раз в финальной стадии его личного продвижения по карьерной лестнице. Употреблять на территории концерна запрещалось руководством. Дочка Чистоплюева виртуально не промахнулась по его физиономии.
Прогуливаясь теперь за стеклом входных дверей в офис, Кряфк Стрекопытов вдруг вспомнил, как в далеко ушедших годах взросления его дочек Ивонна попросила его посмотреть уздечку под языком ребенка. Сделала Ивонна это следующим образом: сидя за тронным своим столиком с косметикой и парфюмерией, супруга Стрекопытова прислушалась к речи маленькой Евы, и решила, что у малышки короткая уздечка под язычком.
– Кряфк! – раздался неприятно резкий фальцет Ивонны. – Кряфк, иди слушай меня!
Стрекопытов был не то чтобы спящим, но почивающим, поэтому решил, что супруга играет с малышками Евой и Марианой в уточек.
«Что это она там раскрякалась? – подумал Стрекопытов. На работе его всегда звали по фамилии, так что он давно уже перестал ощущать свое имя фонетически. Теперь, от вопля Ивонны он так его ощутил, что чуть с дивана не рухнул к ногам приближающейся главы матриархального семейства.
– Ты с Евой играешь в уточек на озере? – спросил Стрекопытов униженно и немного развязно.
– Я тебя зову, увалень ты мой! – взревела Ивонна.
– А почему ты крякала в своей спальне?
– Это по телевизору показывали брачный период диких птиц, – съязвила Ивонна. Так, хватит шуток, ты знаешь, что у Евы короткая уздечка под языком?
– Зачем девочка взяла в зубы уздечку? Зачем ты ей позволяешь это делать? А потом ты скажешь, что у ребенка стоматит, – будто виновато молвил Стрекопытов.
– Да не брала Ева уздечку в зубы, это у нее под языком короткая уздечка, вот гляди, что такое уздечка под языком.
Ивонна открыла свой рот и подняла язык.
– Так ты похожа на скорпиона, – пошутил Стрекопытов, забыв, кто в семье шутит первым, давая тем самым знак послабления жестких порядков сохранения дистанции.
– Кряфк! – заорала Ивонна.
Кряфк решил быстро исправиться и спросил:
– А зачем Еве подрезать уздечку, чтобы она могла почесать за ухом своим языком?
– Нет, ты неисправимый бездельник! Мы с тобой должны дать ребенку всё для счастья в будущем. Ребенок должен говорить чисто. Речь Евы должна звучать приятно.
Тут Ивонну пробила волна негасимого морализаторства, и Кряфк чуть не уснул.
– Ленивца, висящего вниз головой на ветке, быстрее поднимешь к пониманию, чем собственного мужа!
Ивонна удалялась по коридору в комнату Евы.
«Я никогда не стану человеком в этом зоопарке», – подумал Стрекопытов и пошел за учебники.
Стрекопытов всегда путал своих близнецов: кто из них Ева, кто Марианна, различал только стоматолог его супруги Ивонны.
8 сентября 22 г. — 27 янв. 23 г.Рассказ о подарколюбце
У меня есть несостоятельный любовник, и мы так сильно дружим – прямо падаем друг другу в объятья при встрече, когда я получаю зарплату. Хотя Восхотьевич хватает меня на руки и кружит, и кружит, пока не упадет на диван со мной в объятьях. Интересно складывается у нас вденьзарплатный диалог: вначале спросит сумму, затем «дай убедиться!», говорит. Не во мне убедиться – в деньгах. Убеждается мгновенно, плавно и неотвратимо отбирая эти вожделенные бумажки, да так, что кончики моих пальцев оказываются в ловких и жестких его щупальцах. Хотя Восхотьевич не осьминог, но хватка осьминожья выработалась у него в результате безработицы в стране.
Повешает лапшички освежеванной по местам боевой славы, тут и там, везде, где его потчивают денежками – и был таков! Умелец!
А лопоухие дамочки вздыхают не о деньгах, нет! О высокопоставленной челюсти, которой Хотя в азарте способен загрести даже несъедобные бумаженции. Очень эта челюсть им нравится, ибо почти все его дамочки стоматологи и зубопротезницы. А какие они проказницы! Ловко подгребают к Хоте прямо в самый дальний от его личной, хотевосхотьевской, зарплате, и нате вам! Забирают его к себе со всеми оставшимися зубками. Хотя успевает только после аудиенции с тетенькой – стоматологиней зубками клацнуть желтыми своими, прокуренными, и довершить интимный разговор привычной для всех фразой:
– Жене бы подарок какой – нибудь… А то она одна ждет, волнуется.
Дамы вскидывают брови так, что чуть ли не глотают свои зубы от неожиданности. «Ишь чего захотел! – думают. Подарки мы сами любим! Ждем и мы, беспокоимся!»
А вслух произносят:
– Хотя, ой какой ты Восхотьевич! Какой ты ловкий малый, подарки гребешь лопатами, и никому не оставишь! Ты же, осьминожья твоя хватка, хоть раз видел, как эти деньги на подарки жизни мы зарабатываем?
Решили дамы – стоматологини проучить Хотю.
Пригласили его в аппартаменты, дескать, за подарками и предложили заслужить эти подарки.
– Вот, Хотя Восхотьевич, поставь – ка ты зубки деду вот этому, что в кресле восседает. Не всё ему восседать, надо же и тебе заиметь царское кресло. Поставишь ему зубы – и будешь, как царь сидеть удобно и шутить с нами.
Призадумался Хотя: получать подарки и сидеть в удобном кресле так вольготно: сразу пробуждается интерес к жизни! Но как зубы вставлять, Хотя не знал. Ему же в дипломе только за первые 15 предметов, сданных на «отлично», расписался ректор. Не даром Хотя окучивал грядки в его усадьбе! А как Хотя лопал там землянику – аж сам ректор изумлялся: греб прямо охапкой в огромный рот.
– Не от крокодила ли ты родился, Хотя? – спрашивал ректор.
– Сумка и кошелек только из крокодильей кожи может решить этот вопрос, – отвечал Хотя, слегка помедлив с ответом и сказав эдак, с расстановочкой, свою коронную фразу вымогательства.
Спорить с Хотей ректор не стал, но предложил ему попреподавать слегка в пятидесятиградусную жару в непроветриваемом помещении. Хотя Восхотьевич согласился. Итак, в назначенный день состыковались «воздушный корабль» по имени Хотя Восхотьевич и его «инопланетяне» – студенты. Дабы не смущать подарколюбивца, ректор скрылся в неизвестном направлении на пару лекций в другом корпусе вуза. Вернувшись, ректор обнаружил студентов за кафедрой, столпившихся над умирающим
Хотей.
– Мы подарили ему песню, – выговаривая слова сквозь слезы, шептала староста группы. И он огорчился, что нечего взять супруге, а мы… так старались…
Крупные габардиновые слезы текли по щекам студентов. Кроме занавески, которую Хотя не успел снять вместе с гардинами в подарок жене, подтираться было нечем. Все подходили к занавеске утирать слезы, пот и втихаря, сморкаться.
– Да, мы даже в припеве слова разные сочинили, без повторений.
Долго еще плакали бы студенты над умирающим Хотей, но вбежала тут в аудиторию хотьевская супруга с воплем «Украли подарки!».