Но если ты откажешься сейчас, то, клянусь Богом, я позабочусь о том, чтобы ты остался нищим!
Под чьими-то шагами скрипнули ступеньки. Роберт вздрогнул и обернулся. Это была мать. Она держала в руках свечу, и в свете дрожащего огонька лицо ее выглядело усталым и осунувшимся.
— Что ты здесь делаешь, Роберт?
Не успела она задать вопрос, как голоса за дверью стихли. Прозвучали тяжелые шаги, и щелкнул замок. Дверь приоткрылась, и на пороге появился дед Роберта.
Старый лорд распахнул дверь настежь.
— Входи, малыш.
Роберт метнул взгляд на мать и вошел в комнату. Дед не называл его «малышом» вот уже много лет. Он вновь ощутил себя маленьким и испуганным мальчиком. Отец стоял в центре комнаты, и побледневшее лицо графа было искажено от ярости. Все остальное пространство за его спиной занимала кровать. Простыней на ней не было. Роберт вспомнил о кровавых пятнах, которые заметил на белье в корзине, но тут сзади зазвучал голос деда.
— Твой отец хочет сказать тебе кое-что.
Граф в два шага оказался возле двери. Не сказав Роберту ни слова, он повернулся лицом к деду.
— Клянусь Богом, я жалею о том, что не оставил тебя гнить в Льюисе, — прошипел он, прежде чем выйти из комнаты.
У старого лорда задрожал подбородок. Он хотел что-то сказать, но плечи у него поникли, и он, шаркая ногами, подошел к неубранной кровати и опустился на нее. Роберт в молчании смотрел на деда. Тот выглядел так, словно за один миг постарел еще больше. Руки его, сложенные на коленях, выглядели ужасно хрупкими и тряслись, а кожа казалась тонкой, как бумага. Мелкие возрастные морщинки превратились в глубокие борозды, разбегавшиеся от уголков глаз и губ. Роберт как-то слышал одного барда, который пел о том, что мужчине лучше умереть молодым в бою, чем лишиться сил и молодости, которые отнимает у него величайший вор на свете — Время. Он опустил взгляд на свои руки, которые были здоровыми и сильными.
— Не знаю, сколько ты слышал, — сказал старый лорд, — но ты должен знать, что я откажусь от своих претензий на трон в пользу твоего отца. Это кровное право нашей семьи, и им никто не может пренебречь, какие бы эдикты ни издавал король Эдуард или кто-либо еще. Я хочу, чтобы его сохранил тот, кто достоин этой чести. — Он медленно поднялся и подошел к Роберту. — В свою очередь, твой отец откажется от этого права в твою пользу, а вместе с ним — и от графства Каррик. — Лорд Аннандейл взял Роберта за плечи. — Завтра ты будешь посвящен в рыцари и станешь одним из тринадцати графов Шотландии. — Ястребиный взор деда впился в лицо Роберта. — Обещай, что будешь хранить и уважать право нашей семьи на трон, кто бы из претендентов ни сидел на нем.
— Клянусь вам, сэр, — прошептал Роберт. Собственный голос показался ему странным, как будто его устами говорил кто-то другой. Голова у него шла кругом.
Во взгляде старого лорда читались забота и любовь.
— Прости меня, Роберт, за эту тяжкую ношу. Просто знай, что я не передал бы ее тебе, если бы не был уверен в том, что ты сможешь достойно нести ее.
— Это не ноша, дедушка. Это честь.
Дед ничего не сказал, только крепче стиснул его плечи.
Процессия медленно поднималась по склону холма Мут-Хилл. Шел снег с дождем, и женщины подбирали юбки, чтобы не запачкать их в грязи, а лорды и рыцари осторожно ступали по размокшей земле, боясь поскользнуться. Деревья раскачивались в странном танце, роняя с голых веток крупные капли дождя на головы людей, собравшихся на вершине холма позади аббатства. Из их рядов вышли два человека, держа толстый железный шест, с которого на кольцах свисал камень теплого кремового цвета. Лица мужчин покраснели, на шеях вздулись жилы, когда они с трудом внесли свою ношу по скользкой земле и опустили ее на каменную плиту в центре поляны, окруженной рядом деревьев.