«Сейчас она полностью в воде, и я могу посмотреть», — мелькнула мысль.
Только он начал поворачивать голову, как мимо, рассекая воздух, пронеслось что-то большое, серое и мокрое; он резко присел, и это нечто едва не задело его. Плоская, округлая рыба шлепнулась в траву и забилась на ней.
— Завтрак! — крикнула Кэт смеющимся голосом, со своим занятным английским акцентом. — Пока я плаваю, проследите, чтобы мадам Рыба не ускакала обратно в воду. А иначе будете сами добывать себе завтрак.
Кэт выжала из волос воду и теперь сушила их в тепле костра. Они расположились на маленькой полянке, окруженной очень высокими деревьями, — так, чтобы дым от костра рассеивался еще среди ветвей и его нельзя было заметить, если кто-то наблюдал со стены замка. Развесив выстиранную одежду для просушки на ближайших ветвях, Кэт сидела, завернувшись только в шаль.
— Бог даст, ночью никто нас не потревожит, а то мне придется скакать, прикрываясь только волосами да шалью.
Возникшая перед мысленным взором Гильома картина доставила ему удовольствие. Тем не менее он прошептал себе под нос:
— Бог не допустит этого.
Неподалеку от пруда они набрели на одинокую яблоню и нарвали столько яблок, сколько смогли унести в мокрой одежде Кэт. Еще не успев выбрать место для ночевки, они перемазали руки и лица соком кислых фруктов, но тем не менее животы набили. Кэт ножом разрезала одно яблоко пополам и выковыряла середину, превратив половинки в две маленькие чашки, из которых можно пить. Сквозь шелковую ткань вода просачивалась в одну из этих яблочных чашек, и, когда она наполнилась, девушка протянула ее Гильому. Тот жадно напился.
— P?re говорит, что, оказавшись у источника свежей воды, всегда нужно напиться. Хотя сейчас живот у меня так набит яблоками, что, кажется, для воды уже места нет.
Гильом помолчал, подставляя яблочную чашку под капающую сквозь ткань воду. Потом посмотрел в глаза Кэт и заявил решительно:
— Он вам не отец. Не могут родственники быть так не похожи друг на друга.
Она неловко заерзала, поплотнее закутываясь в шаль, и посмотрела в сторону, явно не желая встречаться с ним взглядом.
— Как вы можете говорить такое? Вы ничего не знаете о нас.
— Где ваша мать?
Казалось, этот вопрос застал ее врасплох, но после мгновенного колебания Кэт ответила, сухо, почти безжизненно:
— Умерла.
— От чего?
— От чумы.
И судя по выражению боли на ее лице, Гильом понял, что она говорит правду — как и тогда, когда заявляла, что этот человек вылечил ее, а потом и самого себя.
«Тогда почему он не вылечил мать?»
Словно прочтя его мысли, Кэт объяснила:
— Она заболела до того, как он закончил изготовление лекарства. Однако она прожила две недели, но потом все равно умерла. Представляете? Целых две недели!
На миг лицо Кэт осветилось от дорогих ее сердцу воспоминаний, но потом снова погасло. Поскольку она так и не ответила на его первое смелое заявление, Гильом повторил его.
— Я стою на том, что он вам не отец.
Она вперила в него сердитый взгляд поверх пылающего костра. Освещенное оранжевым светом, ее лицо превратилось, как показалось Гильому, в маску ненависти. Пауза затягивалась, и, не в силах выносить ее, он — ужасная глупость! — обрушил на Кэт обвинения.