Я плохо ориентировалась в течении времени, но, по-моему, наряд полиции отреагировал исключительно оперативно. Старший офицер начал было засыпать меня вопросами, но я не сумела выдавить из себя ни слова, равнодушным жестом указала в сторону леса и непременно осела бы на землю, если бы меня в падении не подхватил один из полицейских. Все, что случилось потом, я помнила только краткими урывками, да и то, с трудом отличала реальность от галлюцинаций. Кажется, меня перенесли в машину, кажется, бережно уложила на сиденье, кажется куда-то повезли… Я проваливалась во тьму, снова выныривала на свет и опять тонула в сумерках сознания. Наяву или в бреду меня пронзила невыносимая боль в животе, я закричала, выгнулась дугой и отчетливо почувствовала стекающую по ногам струйку крови. Дальше была торопливая суета вокруг, слитые в неразборчивую какофонию голоса, опять темнота, и снова свет, теперь уже электрический… Мрак вдруг стал абсолютным – тихим, спокойным, уютным, и меня окутало спасительное тепло.
–Фрау Штайнбах, Беата, вы меня слышите? – настойчиво звал меня женский голос, и я никак не могла сообразить, откуда доносятся все эти раздражающие звуки.
–Где я? – я с трудом разлепила веки, со стоном зажмурилась от непривычно ярких солнечных лучей и сквозь выступившие на глазах слезы, наконец, разглядела очертания женщины в медицинской униформе.
– Вы в больнице, фрау Штайнбах, в Даттеле, – объяснила врач, – как вы себя чувствуете?
–Не знаю, – честно призналась я, прислушиваясь к своим ощущениям, – какая-то пустота внутри…
–Беата, мне тяжело вам об этом говорить, – к этому моменту ко мне уже вернулась способность довольно четко различать контуры окружающих предметов, и я заметила на круглом, добродушном лице немолодой немки явное выражение глубочайшего сожаления,– вы потеряли ребенка.
–Потеряла ребенка? – одними губами переспросила я. Значит, Миа была права, и наивно принимаемые мною за несварение желудка симптомы на самом деле являлись ранними признаками беременности. Вот откуда эта пустота. Или это вовсе не пустота, а свобода?
–Держитесь, моя дорогая, вы еще очень молоды и у вас обязательно будут дети, – я поспешно закрыла глаза, чтобы врач не увидела противоестественного, почти кощунственного облегчения в моем взгляде, и та вроде бы не догадалась о страшном содержании истинных мыслей пациентки, – Беата, меня зовут доктор Вирц, несколько дней вы пробудете под моим наблюдением, и, если все пойдет нормально, в конце недели я отпущу вас домой. Постарайтесь не изводить себя, побольше спите и не отказывайтесь от еды, вы потеряли много крови, вам нужно восстанавливать силы. И не вздумайте вставать без моего разрешения, головокружение может привести к тому, что вы упадете и ударитесь.
– Спасибо, доктор Вирц, – облизнула пересохшие губы я, -можно мне воды?
–Конечно, дорогая, – врач перевела спинку кровати в вертикальное положение, подала мне стакан и с улыбкой предложила, – давайте, я приглашу вашего супруга, он, бедняга, себе места не находит. И еще этот комиссар… устала ему твердить, что вам сейчас не до допросов, так нет же, сидит, у меня в кабинете, как на посту. Но не волнуйтесь, милая, я ему скажу, что вы еще слишком слабы, и не позволю ему вас мучить. Вы лежите, я пойду позову господина Штайнбаха.
–Фамилия комиссара Берггольц? – мой непредсказуемый вопрос заставил доктора остановиться на полпути в двери, и после того, как фрау Вирц машинально кивнула в ответ, я решительно потребовала, – скажите комиссару, что я готова с ним поговорить.
–Беата, зачем? – в недоумении вплеснула руками доктор, – ничего с ним не случится, с этим Берггольцем, подождет. Я зову Эберта…
–Доктор Вирц, я недостаточно ясно выразилась? – мрачно уточнила я, страстно надеясь, что мое не совсем адекватное поведение будет автоматически списано на пережитый стресс, – пригласите сначала комиссара, а уже потом Эберта.
–Ну хорошо, дорогая, раз вы настаиваете, – сдалась врач, – но я предупрежу комиссара, чтобы он уложился в десять-пятнадцать минут, иначе я лично выставлю его за дверь. Вам категорически нельзя нервничать, мы еле остановили кровотечение…
–Все нормально, доктор, – солгала я, – пусть комиссар зайдет.
–Имейте в виду, я несу персональную ответственность за жизнь и здоровье фрау Штайнбах, и если после вашего визита ее состоянии ухудшится, я этого так не оставлю, – недвусмысленно пригрозила доктор Вирц оккупировавшему прикроватный стул Берггольцу, – Беата, я прошу, берегите себя…
–Простите, что вынужден беспокоить вас, фрау Штайнбах. Мне очень жаль. Как вы? – пристально всматриваясь в мое лицо пронзительными, всевидящими глазами спросил комиссар, – просто не верится, что вы в одиночку справились c этим Фалихом Гекченом…
–С кем? – не сразу сообразила я и с замиранием сердца уточнила, – вы говорите о грабителе, которого я ударила? Он жив? Я его не…
–Жив-жив, – успокоил меня Берггольц, – никто вас ни в чем не обвиняет, Беата. Это вам повезло, что сами живы остались. Если бы вы не отбились, Гекчен бы вас точно на тот свет отправил, как Ханну Леманн.
– Что? – выдохнула я, приподнялась на локтях и тут же рухнула на подушку от накатившей слабости.
–Тихо-тихо, Беата, – неподдельно испугался комиссар, – вы в порядке?
–Продолжайте, пожалуйста, – взмолилась я, – я не ослышалась?
–Нет, вы всё правильно поняли. Фалих Гекчен давно находится в розыске за совершение целой серии дерзких ограблений в составе этнической турецкой группировки, – подтвердил Берггольц, – около недели назад в ходе спецоперации мы накрыли всю банду, Гекчену одному удалось уйти. Все это время он прятался где-то в окрестностях, ему срочно нужны были деньги, чтобы уехать, вот он и рыскал в поисках жертвы. Конечно, при задержании он пытался всё отрицать, но, когда у него были обнаружены женские украшения и Миа Леманн опознала серьги своей матери, отпираться стало бесполезно. Гекчен признался, что забрел на бывшую конеферму, чтобы погреться и разжиться продуктами, наткнулся на спящего хозяина, и уже собрался уехать оттуда на его роллере, но тут появилась Ханна. Дальше, видимо, нет смысла рассказывать, не так ли?
–Я говорила, что Йенс невиновен! – торжествующе воскликнула я, – я это знала, комиссар, но мне никто не верил! Вам лишь бы кого-нибудь посадить и закрыть дело!
–Беккер написал явку с повинной, – деликатно напомнил мне Берггольц, не иначе как из уважения к моему состоянию, пропуская мимо ушей язвительную формулировку, – причем, у него был мотив. Но в любом случае, если бы нам не удалось собрать на него достаточную доказательственную базу, суд бы его оправдал.
–Ну конечно, спасайте честь мундира, комиссар, – не удержалась от сарказма я, хотя за великолепную новость мне хотелось трижды расцеловать Берггольца в обе щеки, – надеюсь, вы уже отпустили Йенса? Он на свободе?
–Беата, – кардинально изменился в лице комиссар, и я разом заподозрила неладное, – доктор Вирц меня убьет за чересчур длинный язык, но я считаю, что вы должны знать правду. Вам всё равно рано или поздно расскажут, а на мой взгляд, ложь во спасение еще никому не делала лучше. Для таких известий никогда не наступит подходящего момента, поэтому я скажу вам сейчас…Беата, сегодня ночью Йенс Беккер скончался.
Несколько секунд я вообще не могла говорить. Комок намертво встал у меня в горле, перекрыв кислород. По всему телу разлился дикий, парализующий холод, а встревоженное лицо Берггольца расплылось бесформенным пятном. Я попробовала вдохнуть, но легкие мне не повиновались, и я ощутила, что задыхаюсь.
–Я за доктором! –молниеносно подскочил комиссар, но тут меня отпустило, я судорожно хватанула воздух ртом и невнятно просипела: