Проспект Ленина.
В основном типовая застройка, панель, хрущевки, много зелени и воздуха, мало народа – спокойная провинциальность, полезная для психики москвича. Где-то там, впереди, старый город: Золотые ворота, Успенский и Дмитриевские соборы, островки древности, зажатые в современности. Обладая воображением, можно представить, каким был город почти тысячу лет назад, в эпоху князей, за крепостными стенами и рвами, без хрущевок и тысяч автомобилей.
– Первый раз во Владимире? – спросила Юля.
– Да, – ответил Саша.
– Я тоже, – сказала Кира.
– Отлично. Сначала заедем кое-куда, а потом вместе пройдемся по центру. С удовольствием с вами прогуляюсь.
Через несколько минут свернули с проспекта Ленина на улицу Диктора Левитана и въехали во двор пятиэтажки.
– Я ненадолго отлучусь, – сказала Юля, – а вы пока дышите свежим владимирским воздухом, тут больше кислорода и меньше CO2, чем в Москве.
Она улыбнулась им белозубой улыбкой и пошла к дому, покачивая бедрами, в джинсовой юбке в обтяжку.
Саша с удовольствием и восхищением смотрел ей вслед. Какая сильная женщина. Он не уверен, что смог бы так же. Слабых трудности убивают, сильных – делают сильнее.
На полуденном солнце пекло́.
Разминая затекшие части тела, они зашли в тень деревьев, рядом с детской площадкой.
– Удивительная женщина, – сказала Кира, вторя его мыслям. – Пока мы с ней, мы должны у нее учиться.
– Представляешь, мы только четыре часа в пути, а встретили столько разных людей и сколько всего пережили. Эти четыре часа в офисе я бы просто не заметил. Садишься за комп в девять, встаешь в семь, так жизнь и проходит. – Сделав глубокий вдох, Саша прикрыл глаза. – Классно здесь, да? Тишь да гладь да божья благодать. Время течет медленней. Мозг не взрывается.
– Я хочу написать книгу о нашем путешествии, – продолжил он, – художественную, основанную на реальных событиях, с долей вымысла для пущего коммерческого успеха.
– Может, мы тоже плод чьей-то фантазии? И весь наш мир? Откуда ты знаешь, что он реален?
– Читала Пелевина, «Чапаев и пустота»?
– Нет.
– Мы не можем знать, реальны ли мы, так как у нас нет критерия оценки реальности. У нас есть только та реальность, что нас окружает, и если она плод чьей-то фантазии, мы не узнаем об этом. Но не все ли равно? Если мы живем в матрице, то для нас это настоящая жизнь, другой нет.
Перелетев через низкое металлическое ограждение детской площадки, розовый мяч попал Саше в ногу и отпрыгнул к машине Юли.
К ограждению подбежала хозяйка мяча, светловолосая девочка лет четырех, с намерением перелезть через препятствие.
– Маша, стой! – раздался сзади голос матери, громкий, резкий.
Девочка остановилась. Молча и робко взглянув на Сашу, она показала на мяч.
Саша взял мяч и, присев на корточки, отдал его девочке:
– Держи. Как тебя зовут?
Девочка молчала. Он смотрел в ее ясные серо-голубые глаза и в их невинной незамутненной чистоте видел свое отражение.
Подошла мать, женщина лет тридцати, в ситцевом платье и сандалиях, без макияжа, с усталостью в глазах:
– Она не слышит, скажите громче.
Отодвинув волосы у правого уха девочки, она показала на миниатюрный слуховой аппарат телесного цвета. Такой же был в левом.
– Осложнение после гриппа. Она плохо слышит даже с этим, но, слава богу, слышит. И говорит.
Она наклонилась к девочке:
– Скажи, как тебя зовут!
– Меня зовут Маша, мне пять лет! – громко сказала девочка.
– Очень приятно. А я Саша, будем знакомы. Я из Москвы. Красивый у тебя мяч.
Девочка кивнула, довольная, робко улыбнулась и, потупив взгляд, придвинулась ближе к матери.
Кира тоже присела на корточки:
– Привет, красавица. Я Кира. Мы с дядей Сашей едем далеко-далеко, во Владивосток, в волшебный город у моря. Хочешь подарок оттуда?
– Тоже волшебный? – спросила девочка.
– А что бы ты хотела?
– Новые ушки.
Кира вздохнула:
– Золотце мое, ушек там нет.
Девочка тоже вздохнула:
– Ладно. Тогда Фёрби, он громкий, веселый, я буду с ним разговаривать. А то я прошу, а мама не покупает, а папы у нас нет.
– Кто такой Фёрби?
– Домашний питомец, – сказал Саша. – Прикольный. Как живой. Болтает по-тарабарски, танцует под музыку, любит щекотку.
– Отлично. Значит, Фёрби. Будешь с ним дружить.
– У меня будет Фёрби! – Маша подпрыгнула от радости. – Мамочка, слышишь?
– Да что вы, нет! – мама замахала руками и прибавила вполголоса: – Он дорогой. Купим бэушный.
– В волшебном городе игрушки бесплатные, – улыбнулась Кира. – Скажете адрес?
Несколько минут мама сопротивлялась, отказывалась, даже немного злилась, то ли на них, то ли на себя, – но в конце концов сдалась и назвала адрес. «Безумие», – прибавила она.
– Мы безумцы, да, – сказал Саша. – Какой нормальный поедет автостопом во Владик? Но, знаете, быть безумным здорово, это освобождает от необходимости быть правильным и скучным, от избытка здравого смысла.
Мама девочки смотрела на них расширившимися глазами, словно пытаясь понять, не в самом ли деле у них проблемы с головой.
Саша улыбался. Смотрите, смотрите внимательней. Еще вчера мы жили в Москве, играли свои роли, но сегодня все изменилось. Сегодня мы временные безумцы, вставшие на путь длиной в девять тысяч километров, и не каждый поймет нас, но зачем нам быть понятыми? Мы сами по себе. Наш девиз – «Поставив цель, не оглядывайся и не ищи одобрения – иди к ней».
Вернулась Юля.
Она вышла из подъезда с большой картонной коробкой, держа ее перед собой и выглядывая из-за нее. Саша поспешил к ней на помощь. Подхватив коробку, он удивился. Не меньше десяти килограммов.
– Ого! Деньги? – пошутил он
– Лучше. Листовки для благотворительной ярмарки в Нижнем. У знакомой здесь типография, она печатает их без наценки. Мир не без добрых людей.
Пока грузили коробку в машину, Кира прощалась с Машей:
– Через месяц жди Фёрби. Он приедет к тебе с другого конца страны, представляешь? А ты чаще улыбайся, и все мечты сбудутся. Ладно?
Девочка кивнула.
Потрепав ее по волосам и улыбнувшись матери, все еще не пришедшей в себя, Кира села в машину.
– Надо записывать, что кому обещали, – сказала она, – парню на «Крузере» – фото из Владика, девочке – Фёрби.
– Я тоже хочу ваше фото из Владика, на фоне Русского моста, – сказала Юля, трогаясь с места. – Для мотивации. Как насчет блога в соцсетях, о вашем путешествии? Чтобы читать, лайкать, вдохновляться.
Саша и Кира переглянулись.
– Мы подумаем, – сказала Кира.
– Мне не нравится жить за стеклом, – сказал Саша. – Потом напишу книгу.
– Супер! – сказала Юля. – Ловлю на слове. С тебя книга с автографом.
– Пока пишется, можешь прочесть написанные.
– С удовольствием!
Вот он, миг маленького тщеславия, сладкий, с привкусом смущения, с теплыми мурашками на коже.
– Пришлю, если скажешь адрес. Два романа.
– Ух ты! О чем они?
– О поисках смысла.
– И в чем же смысл? Можно спойлер?
– В том, чтобы вносить свой вклад в выживание человечества. Каждый вносит его по-своему, поэтому некоторым кажется, что их смысл правильный, а смысл других – нет. Они не видят общей картины сверху.
– Не всем это надо, – сказала Кира. – Зачем? Можно просто рожать детей и не париться. Отличный вариант.
– Прекрасный. Если у одного один ребенок, а у другого – трое, то за следующие сто лет у второго будет на шестьдесят человек больше потомков, чем у первого, при средней рождаемости в два ребенка. Вот что нужно природе.
– Сел Саша на конька и поскакал, – сказала Кира с улыбкой.
– Наша природа обманывает нас, толкая к главной цели. Мы и есть природа, то есть это самообман. Мы много чего хотим, но для чего? Ради счастья? Нет. Природа не хочет счастья. Она хочет стремления к счастью. Только так будет движение вперед. Ей не нужны расслабленные и счастливые. Ей нужны деятельные и в меру несчастные. Цель одна. А главная хитрость – любовь, самая сладкая конфетка.
– Циник ты мой, – сказала Кира.
– Я дарвинист, ницшеанец, макмерфианец. Ах да, и романтик.
– Что такое макмерфианец? – спросила Юля.