– Почти все, – ответила инженер, – кроме слесарей, плотника, тех, кто в отпуске и болеет.
– Замечательно. Тогда вопрос: есть ли среди ваших работников мужчина, высокий, выше меня ростом, примерно лет сорока, в очках. Возможно, он плотник.
– Есть, – не задумываясь, ответила Екатерина Николаевна. – Митрофаныч. Геннадий Митрофанович. Плотник наш. Он, правда, очки надевает только когда работает. Должен быть у себя. В плотницкой. Он три дня на отгулах был. Сегодня должен выйти.
Плотницкая оказалась закрыта.
– Где он? – спросил Немирович.
– Не знаю, – Екатерина Николаевна пожала плечами. – Митрофаныч мужик дисциплинированный. На работу редко опаздывает.
– Значит, всё-таки опаздывает?
– Да, – инженер виновато пожала плечами, – пил он раньше. Запойный был. Но уже пару лет как завязал. Один раз опоздал и то по болезни.
– Знаете, где живёт?
– Знаю. Тут рядом, через три улицы. Пешком десять минут.
Небольшой частный дом в глубине двора. На калитке резной барельеф головы овчарки с надписью под ним: «Осторожно, злая собака». Костя постучал в калитку. Злая была собака во дворе или нет, но загавкала громко с пугающим рыком.
– Кто там, – послышался женский голос.
– Нина, это Катя Вершинина, – громко ответила инженер.
Через несколько секунд калитка отворилась. На пороге стояла полная женщина в ситцевом халате и фартуке. Лицо женщины было усталым и потным, волосы спрятаны под косынку.
– Это товарищ из милиции, – кивнув в сторону Немировича, пояснила инженер.
– Чего надо товарищу из милиции? – с явным недовольством спросила Нина.
– Геннадий Митрофанович где? – в свою очередь спросил Костя, попутно показывая Нине удостоверение.
– Где ему быть? Дома он.
– А чего на работу не пришёл? – возмутилась Екатерина.
– Чего, чего, – Нина закрыла лицо подолом фартука и заревела. – Сорвался он! Запил опять! Морда козлиная!
– А взглянуть на него можно? – спросил Костя.
Нина махнула рукой, приглашая гостей в дом. К комнате висел тяжёлый похмельный смрад. Митрофаныч лежал на постели, отвернувшись к стене лицом. То и дело он издавал какие-то мычащие звуки. Костя взял плотника за плечо и развернул лицом к себе. Небритое, измученное пьянкой лицо, с закатившимися глазами, предстало перед сыщиком.
– А очки его где? – спросил Немирович.
– Вон, на тумбочке – показала рукой Нина.
На тумбочке лежали очки в роговой оправе прямоугольной формы. Мальчик говорил про круглые и большие.
– А другие есть? – задал следом вопрос Костя.
– Нет. И не было никогда. Эти всегда носит, – пояснила жена.
– А флюс где?
– Какой флюс? – удивилась Нина.
– Зуб у него болел? – пояснил Костя и показал рукой на щёку.
– Ничего у него не болело. У него только мозги с запоя болят.
– Давно запил-то?
– Четвёртый день сегодня, – ответила Нина и опять захныкала.
Немировичу без Димки сложно было определить этот ли, лежащий перед ним человек, разбил стекло в квартире Нечипоренко и, следовательно, мог проникнуть в жилище, или это был не он. Судя по тому, что Митрофаныч ушёл в запой как минимум три дня назад, не мог он быть во дворе. Но совпадение! Совпадение всё же есть. Сомнения мог развеять только сам Димка.
Мальчишку привезли через час. Показали ему полуживого Митрофаныча.
– Не-а! – покрутил головой Дима. – Тот другой был. Моложе и причёска другая. Не, это не тот дядя.
Не срослось. Мальчишка говорил уверенно. Ему невозможно было не верить.
– Костя, – встретив Немировича в коридоре отдела, сказал Глущенко, – тебя Ильин искал. Сильно пыхтел. Зайди к нему.
Ильин действительно всем своим видом напоминал чайник со свистком. Да ещё и красный, то ли от злости, то ли от жары.
– Где тебя носит? – грубо встретил он Немировича.
– Расследую убийство Нечипоренко. Такой ответ вас устроит, – дерзко парировал Костя.
– Я жалею, что тебя назначил вместо Мантуленко. Послушал бугров из области. Глущенко надо было назначать. Всё шло бы по плану. Убийство Нечипоренко расследует Бычков, – чуть ли не орал Николай Иванович. – А ты должен организовывать работу отдела по другим делам. Вот, – Ильин начал трясти перед собой листом бумаги с напечатанным текстом, – справка. У нас две кражи, тяжкие телесные в парке. Кто этим занимается?
– Я разберусь.
– Будь любезен.
– Но это ещё не всё.
Николай Иванович откинулся на спинку стула и широко открыл глаза.
– Что ещё?! – спросил Ильин.
– Незаконное проникновение в жилище.
– Ты мне загадками не разговаривай! В какое ещё жилище?
– В квартиру Нечипоренко.
– Чёрт! Откуда ты это взял?
– Есть свидетель.
– Свидетель чего?
Немирович коротко изложил начальнику суть дела. Также он рассказал, как они с Бауэром вышли на след Митрофаныча, но след оказался ложным.
– А ты упёртый, капитан, – сказал Ильин после доклада Константина. – Скажи, только честно, ты что, и правда не веришь, что Нечипоренко убил жену?
– После того как под ванной нашли нож – не верю! Николай Иванович, очевидно же. Обреза подставляют. На него так просто списать это убийство. Но это ещё пустяк.
– А что же не пустяк?
– А не пустяк это то, что человек, то есть убийца, настоящий убийца, знает, как это сделать. А Бычков и рад, что землю рыть носом не надо. Грамоту заработать мечтает.
– Но-но! Ты на Алексея Ивановича не гони волну, – Ильин погрозил пальцем. – Он человек заслуженный. Бычков не одно убийство раскрыл.
– Ну если так же как это…
– Помолчи, Немирович! Не тебе судить, – Ильин вытащил стеклянную пробку из графина и отпил прямо из горлышка. – Хотя твои доводы это серьёзно. Но чтобы убедить Каракуля, этого мало.
– Завтра вернётся Строкова, подруга Ольги Нечипоренко. Поговорю с ней.
– Что это даст?
– Нечипоренко к ней заходил, когда приехал из совхоза. Это может быть его алиби.
– Ладно, поговори. Только вот что, Немирович, ты в адвоката-то не превращайся.
– В адвоката не буду. Но и в палача тоже.
Глава пятая
Лажа
Утром Немирович стоял около кабинета экспертов. Он ждал Веру. Мохова появилась в конце коридора, заметила Немировича и опустила голову, дабы не встречаться с Константином взглядами. Да, женщины умеют помнить обиду.
– Здравствуй, Вера, – поздоровался Костя, когда Мохова приблизилась.
– Здравствуйте, капитан, – неприветливо ответила Вера и открыла дверь в кабинет.
– Мне помощь твоя нужна.
Вера опять закрыла дверь и повернулась к Константину.
– Вот как. И что же вам от меня надо?
– Давай сейчас съездим на квартиру Нечипоренко. Там я всё объясню.
– Нет уж! Объясни сейчас.
Немирович рассказал о том, что в квартиру было проникновение и, возможно, на оконной раме или стекле остались следы пальцев преступника.
– Это всё? – с надменной ухмылкой спросила Мохова.
– Всё.
– Знаете что, товарищ капитан, – Вера, не моргая, смотрела в глаза Немировичу. – У нас тут не шарашкина контора. Идите к следователю. Даст распоряжение – поеду. А обслуживать вас по вашему желанию я не буду. Понятно?
– Понятно, – Немирович сделал шаг в сторону. – Извини, что обратился.
Костя быстрым шагом стал удаляться.
– И вообще, – громко в спину сыщику крикнула Вера. – Я слышала, ты хочешь выгородить этого мерзавца. Не выйдет! Не Москва тут тебе!
Константин не стал оборачиваться и отвечать. Он понимал, что в женщине говорит гнев, и теперь она из союзника капитана превращалась в его врага. Значит, так этому и быть. Переубеждать разъярённую дамочку сегодня было бессмысленно. Но Константин всё же решил пойти к Бычкову. Что-то надо было предпринимать. Этот всеобщий «одобрямс» Костю не устраивал.
Бычков был в кабинете один. Повезло. Можно было поговорить спокойно, без посторонних ушей. Алексей Иванович сидел напротив вентилятора, расстегнув рубашку до пупка, и часто дышал. С его комплекцией переносить местную жару было непросто.
– С чем пожаловал, Станиславский? – неожиданно спросил Бычков.
Костя был немного ошарашен. Здесь, в Прибрежном, о его московской кличке никто не знал. Сам он никому об этом не говорил. Это прозвище к Немировичу приклеил сам Кривошеев, его московский начальник. Молодым опером Немирович занимался делом об ограблении и убийстве директора магазина. Тогда подозрения пали на таксиста. Таксиста, бывшего спортсмена, к тому же судимого, должны были приговорить к большому сроку, а может быть и к высшей мере. Но Немирович каким-то внутренним чутьём почувствовал, что мужчина невиновен. Тогда он на совещании у высокого начальства громко заявил: «Не верю!». В итоге оказался прав. Убил директора совсем другой человек. С тех пор, с лёгкой руки Кривошеева, Костю стали называть «Станиславский».