– Когда-то известный американский учёный-невролог и нейрофизиолог Оливер Сакс сказал: «Неврология должна совершить огромный прыжок – от механистической модели к личностной, обращённой на себя модели мозга и разума», – благоговейно произнёс директор. – Он говорил, что если такое случится, это будет самая значительная революция нашего времени. А также отмечал: признаки того, что это может произойти, уже есть.
Сделав эффектную театральную паузу, Филин продолжил:
– От себя и своих коллег я хочу сделать заверение: мы активно стремимся к этому моменту. Все вместе:в активном сотрудничестве с другими крупными научными институтами и кафедрами ведущих мировых вузов. Мы – мировое научное сообщество, объединившееся ради достижения великих целей. Благодаря нашему упорному труду и вызывающей уважение самоотдаче во имя новых животрепещущих открытий мы шаг за шагом подводим мир к наступлению новой эры в неврологии!
Речь Михаила была внятной, чувственной. Настолько красивой и правильно поставленной, что не проникнуться ею было невозможно. Его слова были пронизаны искренностью и чистой, как кристалл, верой. Сейчас он походил на могущественного, преисполненного силы полководца, уверенного в победе и правильности предстоящего сражения. Готового вести за собой толпы многотысячной толпы, подобно Данко, освящая дорогу пламенным сердцем, пылающим огнём пылкой любви к своему делу. Я буквально представляла, как сердце каждого в этом зале бьется сейчас в такт его словам и также стремится вырваться из груди, чтоб дотянуться до горящего собрата, присоединить свое тепло.
– Уже завтра я вновь улетаю обмениваться опытом с нашими австралийскими коллегами из Мельбурна. А пока что я счастлив первым сообщить вам о завершении большого исследования, посвящённого изучению возможностей регенерации нервных волокон, и его результат, который – я не преувеличиваю – уже сейчас способен осуществить большой сдвиг вперёд в таких отраслях медицины, как неврология и нейрохирургия.
Филин обратил внимание на экран с названием презентации.
– Пять лет назад я лично спланировал, а затем возглавил этот проект. Под моим началом также работала группа людей из моего отдела, – он перечислил несколько имен и фамилий. – Пять лет нашей тщательной, кропотливой работы, и вот мы наконец-то пожинаем плоды, – лицо Филина светилось от гордости. – Ладно, хорошо. Чтоб вы не сгорали от нетерпения, я забегу вперёд и кратко расскажу суть: нам удалось значительно модифицировать фактор роста, трофики и защиты миелинового волокна BDNF, который локализуется наолигодендроцитах. Для облегчения работы с ним нам удалось искусственно его уменьшить, а затем благодаря ряду испытаний – увеличить его продолжительность жизни. А кроме того, усилить его влияние на белок trkB, который стимулирует рост миелина, нашего известного изолирующего вещества нервной ткани. И на основе всего этого в скором времени мы планируем выпустить новый лекарственный препарат, который поможет миллионам и миллиардам пациентов во всём мире.
Все зааплодировали.
– Но есть ещё кое-что. То, в чем хочу признаться вам здесь и сейчас, – лицо докладчика сделалось грустным. – О необходимости этого исследовании я задумался пять лет назад – именно когда в моей жизни произошли… трагические события.
В зале наступила тишина.
– Я полагаю, все слышали об автомобильной аварии, в которой погибли мой отец, Павел Филин, и моя сестра Вика.
На лице его отразилась глубокая печаль, коей был наполнен и голос, а глаза заблестели.
– Говорят, он сам был тогда за рулем, – прошептала, наклонившись ко мне, какая-то полная женщина с короткой рыжей стрижкой, сидевшая справа, – очевидно, изнывала от желания прокомментировать сказанное выступающим. – И что до сих пор считает себя виноватым. Конечно, это было не так – но Ми такой добрый и сопереживательный! Я думаю, он уверен, что всё равно должен был всех как-то спасти.
Понятно. Значит, моя соседка – из наших сотрудников.
– Сам я, как это говорится, легко отделался: пара царапин, перелом ключицы и лёгкое сотрясение мозга, – продолжал тем временем Филин. – Никого не удивит, какие мысли я обдумывал, лёжа в палате, и позже, проходя курсы реабилитации: что, если бы я получил более серьёзные травмы? Что чувствуют люди, оказавшись на таком месте и больше не имеющие возможности жить полноценной жизнью – прежней жизнью? Да, бесспорно, такие мысли меня посещали. Это и положило начало плану по разработке вещества, способного усилить нервную регенерацию.
Его бархатный голос убаюкивал, но не усыплял: вкрадчивыми, «гладящими» интонациями Михаил словно отключал мозг от всего лишнего, давая нужной информации беспрепятственно в него проходить.
– Я начал этот проект не как единственный руководитель, – он снова сделал паузу. – Но, к большому сожалению, этого замечательного человека, который стоял со мной у его истоков, не стало.
По залу прокатились небольшой шум.
– Конечно, я имею в виду Илону. Илону Правкину, одну из лучших сотрудниц нашего НИИ и мою покойную ныне супругу. Я знаю, многие из присутствующих здесь в зале помнят её как выдающегося сотрудника и удивительную женщину. Она сделала немало научных достижений и могла бы стоять сейчас здесь, рядом со мной.
Все снова затихли.
– Илона надеялась, что результаты исследования принесут людям пользу во всём мире, однако… не успела даже приступить к работе, в которой была очень заинтересована. Но я закончил проект. Ради неё. Ради нас всех. Мне только жаль, что она уже этого не увидит.
Он едва заметно выдохнул.
– И я выражаю ей благодарность. Мысли о ней вселяли в меня уверенность на тех этапах, когда у нашей команды возникали сомнения в успехе. Илона словно была рядом и поддерживала нас.
С проникновенным взглядом он, казалось, обращался к каждому лично. Помолчав немного, выравнивая дыхание, Филин сказал:
– Поэтому сегодняшний триумф я посвящаю ей.
Зал вновь взорвался аплодисментами.
Все торжественно встали, негласно чтя память погибшей коллеги.
После того, как лекция МиФи закончилась, на смену ему пришёл следующий докладчик – врач нейрохирургического отделения нашей клиники. А затем и ещё один – из неврологии. Когда выступление последнего закончилось, конференция была завершена. Поднявшись с кресел, мы с Антоном вышли из ряда и готовы были уже смешаться с толпой, но тут он вдруг окликнул меня, показывая куда-то назад. Посмотрев туда, я заметила, что у самой стены, метрах в пяти от нас стоит беседующая с каким-то брюнетом Марго. На ней были джинсы и чёрная кофточка с серебряной брошью, а волосы волнами спускались по плечам. Парень же был в тёмно-синей толстовке и серых штанах. Стоя друг напротив друга, оба чуть ли не прислонялись к стене, стараясь спрятаться от потока идущих к выходу людей.
– Наверное, она заходила послушать конференцию, – я пожала плечами. – Пойдём поздороваемся. Заодно и про Тима спросим.
– Катюш, подожди. Ты же не хочешь прямо…
– Нет, конечно! Сначала мы должны поговорить с ним самим.
– Прямо сегодня? Сейчас?
– Ну а чего ждать? Пока он наделает глупостей?
Столпотворение оказалось сильнее, чем показалось на первый взгляд, но отступать было поздно. Лавируя между столпившимися у входа людьми, как тромболитические ферменты в кровяном сгустке, мы достигли болтающей парочки. Увидев нас, Марго весело помахала рукой. Мужчина, говоривший с ней, обернулся, и я тут же узнала Валю.
– О… здравствуйте, – он неловко поприветствовал нас по именам. Я быстро покосилась на мужа. Возможно, мне показалось, но от этой встречи он явно не испытывал удовольствия. Быстро сориентировавшись, я выпалила: