Кржижановский Сигизмунд Доминикович читать онлайн 4 стр.

Возвращение Мюнхгаузена Глава 1 У всякого барона своя фантазия Прохожий пересек Александерплац и протянул руку к граненым створам подъезда Но в это время из звездой сбежавшихся улиц кричащие рты мальчишекгазетчиков: – Восстание в Кронштадте! – Конец большевикам! Прохожий, сутуля плечи от весенней зя

Сигизмунд Доминикович Кржижановский Безработное эхо Эха собрались в глубокой замкнутой со всех сторон котловине Митинг протекал в образцовом порядке, так как эха присутствовавшие вторили любому из ораторов Поэтому не возникало никаких трений, конфликтов и разноречий, затягивающих обычно собрания Пер

Сигизмунд Доминикович Кржижановский Разговор двух разговоров На небе белые паруса облаков Над морем ни всплеска Вдоль широко распахнувшегося в безволньи пляжа – пёстрые грибы зонтиков, коегде по раскалу камешков – простыня и сотни и сотни голых пяток, уставившихся в море Двое лежали шагах в десяти д

Проигранный игрок По сообщению « Daily Telegraf», мистер Эдуард Пемброк скончался в зале Гастингского шахматного клуба тринадцатого октября 19… года, в пять часов вечера, во время четвертого сеанса игры Международного шахматного турнира В одном из некрологов, помещенном, если не ошибаюсь, в « Эдинбу

Бог умер I Случилось то, что когдато, чуть ли не в XIX столетии, было предсказано одним осмеянным философом: умер Бог В ангельских сонмах уже давно затлело и разгоралось предчувствие недоброго И в сомкнутом круге серафимов давно шептали, роняя шептание в шелесты крыл, о неизбежном Но никто не смел в

Кржижановский Сигизмунд Доминикович Московские вывески Сигизмунд Доминикович Кржижановский 1 Москва широка, а тротуары ее узки, оттого Москве и тесно: локти цепляют о локти; портфели тычутся в кули и корзины Но заполненные тротуары обычно молчаливы Шумит и грохочет булыжная мостовая, а на пешеходных

Кунц и Шиллер В немецком городке (название забыл[1]) – две достопримечательности: театр и памятник Театр – несколько казарменного сложения, с овальным гербом над трехдверием входа Памятник Фридриху Шиллеру поставлен посредине Marktplatz’a[2] в профиль к ратуше: на гранитном цоколе на фоне цветных вы

Сигизмунд Доминикович Кржижановский Случаи I – Да, юный мой коллега, зашить салфетку в брюшине оперируемого – это, конечно, рассеянность Рассеянность отнюдь не похвальная Но в конце концов салфетка рассосётся Гораздо опаснее оставить в психике пациента некую инородность И в этой области мы, врачи, я

Мишени наступают Их было много, этих плоских солдат, намалеванных яркими красками поверх коекак сколоченных досок Они были расставлены цепью у края стрельбища Во избежание дипломатических осложнений маляры одели их в мундиры своей же страны, сунули им в охряные руки плоские коричневые винтовки систе

Собиратель щелей I Сказка лежала, блестя непросохшими буквами, на письменном столе, рядом с чернильницей Когда я, тронув койгде пером, стал сворачивать рукопись, мне показалось, будто самые буквы ее норовят вон из строк: скорее в зрачки Но час был полуденный Чтение же назначено к девяти Солнце не лю

Четки I Я всегда предпочитал прямые и ломаные линии городских улиц извиву и кружениям полевого проселка Даже пригородное подобие природы, с вялыми пыльными травами у обочин шоссе, с тонкостволыми чахлыми рощицами в дюжину березок, с лесом, где деревья вперемежку с пнями, а на лопастях папоротника на

В Перельмутер Когда не хватает воздуха У Сигизмунда Кржижановского есть теоретическая работа «искусство эпиграфа (Пушкин) », впервые напечатанная через полвека с лишком после написания (« Литературная учеба», № 3, 1989) Мне выпало готовить ее к публикации Теперь пробую поверить теорию практикой — де

Кржижановский Сигизмунд Доминикович Одиночество Сигизмунд Доминикович Кржижановский Собирались мы обычно к позднему часу, когда ротационные машины, вобрав в себя все и вся, разрешали нам покинуть наши журнальные и газетные кухни Часовая стрелка готовилась замкнуть циферблатный круг Мы отдыхали в рес

I Человек человеку призрак Всем дано забыть Одному не дано забытому Это во мне давно: от виска к виску Знаю: выключен из всех глаз; из всех памятей; скоро даже стекла и лужи перестанут отражать меня: я не нужен и им Меня нет настолько, что никто даже не сказал и не скажет обо мне: нет И вот оттого

« Прозеванным гением» назвал Сигизмунда Кржижановского Георгий Шенгели « С сегодняшним днем я не в ладах, но меня любит вечность», – говорил о себе сам писатель Он не увидел ни одной своей книги, первая книга вышла через тридцать девять лет после его

Штемпель: Москва (13 писем в провинцию) Письмо первое Милый друг! Судьба запоздалых писем общеизвестна: вначале их ждут; потом перестают ждать Знаю: мой конверт со штемпелем " Москва" уже тщетен и не нужен, Но иначе нельзя было: я сам жил внутри наглухо запечатанного конверта Толькотолько выкарабкив